Со стоном он облокотился на стол, положил голову на скрещённые руки. В пустой приёмной ему померещились осторожные шаги и какое-то подозрительное шуршание. Владимир насторожился, поднял лицо к двери и… обомлел. В полумраке дверного проёма, небрежно опираясь спиной о притолоку, стояло неземное видение. Хрупкая нимфа в ореоле струящихся подобно лунному свету волос запрокинула голову, прикрыв глаза. Корф жадно пробежал голодными глазами по всей невысокой фигурке, с трудом проталкивая горячий воздух сквозь вмиг пересохшую глотку. Чёрные лаковые лодочки на высоченном каблуке, через щиколотку – тоненький ремешок с затейливой пряжкой, чёрные чулки на ажурной резинке, кружевное бельё – тоже чёрное. От этого оголённая кожа кажется ещё белее, прозрачнее. Не поворачивая к нему лица, неожиданная гостья глубоко вздохнула и плавным движением огладила себя по щеке, шее, шаловливые пальцы прошлись по краешку лифа, коснулись центра чашечки, где из-под кружева виднелся тёмный сосок. Ручка продолжила путешествие по плавным изгибам – бочок, полукружие бедра, ниже, почти к колену. Скользящая по атласной коже ладонь развернулась и поплыла вверх – внутренняя поверхность бедра, кружевной треугольничек… Пальчик игриво оттянул резинку трусиков.
– Какого чёрта! Перестань! Хватит!
В ответ на окрик соблазнительница поглядела на хозяина кабинета томным взглядом чуть с поволокой разгоревшейся страсти, отлепилась от дверного косяка и медленно двинулась вглубь, не отрывая гипнотизирующих очей от потемневших глаз Владимира. Дойдя до середины стола для совещаний, не глядя отодвинула мешающий стул и присела на край гигантской столешницы из натурального дуба.
– Иди сюда… – лёгкая улыбка лишь обозначилась на безупречно подкрашенных губах: ярко, но без вульгарности.
– Прекрати меня мучить сейчас же!
Покачав головой, lady in black поставила одну ножку на соседний стул, предлагая мужчине полюбоваться узором её белья между ножек.
– Чёрт тебя побери! Убирайся!
– Я хочу тебя…
– Нельзя!
– А Петрович сказал – можно…
– ЧТО?!
В три прыжка преодолев разделяющие их пару метров, Корф жадно схватил женскую фигурку, что есть мочи прижал к себе. Дыхание его сбивалось, пульс частил, в голове бахали все ударные классического оркестра сразу.
Пройдя по ряду пуговиц белоснежной рубашки, поскольку галстук он обычно снимал сразу, как только расходились сотрудники из офиса, нежная женская ручка скользнула через застёжку ремня ниже, туда, где бугрилось свидетельство того, что мужчина едва сдерживается.
– М-м-м… как же я соскучилась! – и первая потянулась к жадным, побелевшим от напряжения губам.
Он честно старался быть бережным. Но… как тут сдержишься, когда самые сладкие в мире стоны звучат небесной музыкой, податливое тело прогибается под жаркими, бесстыдными его руками, выпрашивая ещё ласк, самых откровенных, самых страстных, самых безумных ласк, ещё, ещё, да! Самые сексуальные ножки обнимают его бёдра, нетерпеливые ручки сдирают рубашку, вырывая чуть не с мясом мелкие пуговки, с жалобным стуком летящие по углам обширного кабинета. Нащупал на узенькой спине застёжку бюстгальтера, отбросил ненужную тряпочку куда-то назад, по-хозяйски обхватил нетерпеливыми пальцами роскошную грудку, но тут же отдёрнул руку, сменив на осторожные губы. Тонкие ручки схватили затылок, надавили вниз, прося его рот быть смелее. Ох, какая сладкая грудь, желанная, этот запах просто сводит с ума! Из горла женщины вырвался низкий, утробный стон.