— Год, а может, полтора.
— А вы сами давно у нее были? — Этот вопрос Славин задал, не рассчитывая на положительный ответ. Но женщина неожиданно сказала:
— О, уже года два как не была.
Славин еле сдержал волнение:
— Где она живет?
— На хуторе. От города километров двадцать будет.
— Дорогу хорошо знаете?
— Да, помню.
— Вы говорите правду, что давно ее не видели?
— Ей-богу! Врать незачем.
— А Птушек подтвердит ваши слова?
— Конечно. Можете сами ее спросить.
— Что же, съездим с вами к ней, проверим.
— Пожалуйста, с удовольствием...
Отворилась дверь, в комнату вошли Мамонов и Крайнюк.
Славин предложил хозяйке:
— Собирайтесь, подождем вас во дворе.
Оперативники вышли. Мамонов сказал:
— Задержанный дезертиром оказался. Уже три месяца как в розыске находится.
Славин коротко рассказал друзьям о беседе с Кладновой. Те сразу повеселели. Мамонов предложил:
— Отлично! Сразу же поедем на хутор!
— Сразу нельзя, — возразил Славин. — Повезем в отдел. Там и решим, что делать дальше.
С крыльца спустилась Кладнова. Мамонов вышел на проезжую часть улицы, остановил «виллис». Он предъявил водителю удостоверение, попросил подвезти их к месту службы.
Прошло несколько минут, и они вошли в здание, где размещался отдел. Славин тут же направился к Мочалову, доложил о результатах посещения квартиры Кладновой. Тот выслушал доклад и сказал:
— А теперь приглашай всю оперативную группу. Надо действовать не теряя ни минуты.
— Петр Петрович! Пока будут собираться люди, разреши еще раз поговорить с Иваном. Тем более что на наш запрос вот только-только пришел ответ, и мы уже знаем, кто он такой. Думаю, есть смысл попытаться развязать ему язык. Нужно как-то получить сведения о тех, которые вместо с «майором» находятся на хуторе, узнать их фамилии, каким располагают оружием.
Мочалов не возражал, и Славин, передав дежурному по отделу указание о сборе оперативной группы, направился в камеру.
Иван сидел на грубо сколоченном из досок настиле и, казалось, на скрип обитой жестью двери и появление Славина совершенно не обратил внимания.
Владимир молча сел на приколоченный к полу табурет, негромко спросил:
— Как дела, Иван?
Тот пожал плечами, нехотя ответил:
— Дела — у вас. У меня — безделье.
— Я и пришел, чтобы избавить вас от безделья, — Славин умышленно перешел на «вы», как бы подчеркивая, что наступил новый этап в их отношениях. — Думаю, что пора уже поговорить серьезно, Иван Сергеевич.
Арестованный вздрогнул:
— Что? Отчество узнали?
— Не только отчество, но и фамилию. Теперь нам известно, что вы — Масленников, что ранее трижды судимы, что почти год назад совершили побег из мест лишения свободы. Одно только непонятно: почему вы сюда прибыли? Решили к немцам податься?
— На какой хрен мне эти немцы! Я ведь не слепой. Вижу, что капут им. — Он помолчал, затем продолжал: — Думал, в этой робе легче будет затереться среди тысяч военных.
— Дети есть?
Масленников не ожидал такого вопроса, смущенно пробормотал:
— Был один... сейчас где-то лет тринадцаць-четырнадцать будет ему. А почему вы об этом спрашиваете?
Масленников незаметно для себя начал обращаться к Славину тоже на «вы». Владимир не пропустил это обстоятельство, подумал про себя: «Ишь ты! Зауважал. Надо попытаться вызвать на откровенный разговор».
— Да просто подумал: неужели человек может так глупо на земле прожить и даже после себя ничего не оставить?..
— Это вы правильно заметили — «прожить». Моя жизнь уже позади, впереди — «вышка».
— Конечно, за все, что вы натворили, да к тому же в военное время, вам вполне могут определить высшую меру наказания. Но еще во время нашей первой встречи я говорил, что не надо терять шансов остаться в живых. Сейчас вам предоставляется такой шанс.
— Что я должен делать?
— Говорить правду.
Масленников задумался. Он уперся локтем в колени, обхватил руками голову. Славин спокойным тоном продолжал убеждать:
— Но хочу скрывать от вас: своими правдивыми показаниями вы сократите нам время, необходимое для расследования этого дела, и, самое главное, наверняка предотвратите ненужные жертвы. Кстати, Галину Докальскую теперь Кладнову, знаете?
— Нет, впервые слышу.
— Дело в том, что это бывшая подруга Регины Птушек. Кладнова сегодня покажет хутор, где живет Регина.
— Зачем же вам мои показания? — чуть улыбнувшись, спросил арестованный.
— Нас интересует количество людей на хуторе, их вооружение. Сами понимаете, насколько это важно.
— Двое их, — неохотно процедил Масленников и добавил: — Марек и Виктор.
— Фамилии их знаете?
— Нет, не знаю. Да и на кой ляд они нужны!
— Где вы с ними познакомились?
— Здесь, в городе.
— Давно?
— Около месяца.
— Где воинское обмундирование взяли?
— Без меня доставали.
— Как они это вам объяснили?
— Сказали, что в лесу на машину напали, а в ней обмундирование было.
Славин вспомнил, как несколько месяцев назад действительно было совершено нападение на машину, доставлявшую обмундирование в одну из воинских частей. Погибли шофер и сопровождавшие машину старшина и солдат. Тогда решили, что это дело рук отставших от фронта немцев, тем более что гильзы, обнаруженные на месте происшествия, были от немецкого стрелкового оружия. Славин спросил:
— Где спрятано остальное обмундирование?
— Там же, у Регины в сарае, в сене.
— Правду говорите?
— Зачем врать? Может, в самом деле зачтете и дадите еще немного пожить на белом свете.
— Хорошо. Тогда запишу ваши показания.
Масленников молча кивнул головой. Славин вышел из камеры, направился в следственный кабинет. Перед тем как продолжить допрос, Владимир позвонил начальнику. Тот выслушал его, приказал:
— Давай сделаем так: ты садись и записывай показания. Важно не упустить момент. В это время наши съездят с Докальской в район хутора, выставят наблюдателей и возвратятся в город. Тебе подошлем машину и охрану, возьмешь с собой Масленникова. Посмотрим, на какой хутор он привезет. Потом сопоставим их показания и будем принимать решение.
— Понял. Какую машину пришлете?
— Дам тебе своего «козла».
— Вот спасибо! Хоть переживать не буду — как бы Масленников не сбежал.
Славин положил трубку, начал готовиться к допросу.
Конвоир ввел Масленникова. Арестованный становился все более откровенным. Он подробно рассказал о побеге из мест лишения свободы, как ограбил несколько квартир, каким образом пробрался сюда, в город, где рассчитывал добыть подлинные документы, по ним попасть в действующую армию. Ведь Масленников чувствовал, что война приближается к концу. А это значит, что после победы можно будет уехать куда-нибудь в глубь страны и жить по чужим документам. Кто будет проверять бывшего фронтовика?
Откровенным был Масленников и тогда, когда Славин поинтересовался его «друзьями». Рассказал все, что знал. Оказалось, что двое из этих «друзей» — бывшие полицейские, остальные — уголовники, которых выпустили из тюрьмы немцы.
Подследственный почти ничего не знал о Мареке и «старшине».
— Понимаете, — говорил он, — пытался я несколько раз выяснить, кто они, но извивались, как ужи, уходили от ответа.
— Чем они вооружены?
Масленников невесело улыбнулся:
— Танков и самолетов нет, остальное — имеется! — Он помолчал немного и добавил: — Автоматы, пистолеты, гранаты в доме хранят. В сарае — два пулемета, противотанковое ружье сеном прикрыты. Слева, в углу, противотанковые мины лежат.
— Какую цель они ставят перед собой?
— Собрать побольше людей и гулять, пока не остановят. Марек однажды под пьяную руку ляпнул, что хочет золотишка поднакопить, в Бразилию махнуть.
Наконец Славин закончил писать. Дал арестованному подписать протокол допроса. Затем они пошли к машине. Славин сел рядом с водителем, Масленников — на заднем сиденье между двумя автоматчиками. Ехали долго. Масленников изредка подсказывал водителю, где поворачивать. Дорога была сильно заснежена, и машина продвигалась вперед на небольшой скорости.