Сидя в машине, Сергей Гульхаров беспокойно ерзал на сиденье, выглядывая то в одно, то в другое окно. Карл Квинт предчувствовал, что впереди их ждут проблемы, неприятности и даже опасность. По правде говоря, он чувствовал беспокойство с того самого момента, как они попрощались с Кайлом в бухарестском аэропорту. Он понимал, что его волнение ничего не изменит, но тем не менее ничего не мог с собой поделать. Больше всего его раздражала, буквально выводила из себя, вынужденная задержка. Бесцельное сидение в машине, за окнами которой простирался бесконечный однообразный и унылый пейзаж, очень утомляло. Ему казалось, что он мог бы сейчас заснуть в каких угодно условиях и проспать не меньше недели.
Что-то снаружи привлекло внимание Гульхарова. Он замер и задумался. Квинт покосился на него: «молчаливый Сергей» — так они с Кайлом называли его между собой. Что ж, не его вина в том, что он не знал английского. На самом деле он мог немного говорить на нем, но с трудом и с огромным количеством ошибок. И вот сейчас, встретившись глазами с Квинтом, он молча кивнул в ответ на его вопросительный взгляд и указал на что-то через открытое окно машины.
— Смотрите, — тихо сказал он. Квинт взглянул в указанном направлении. На фоне отдаленного тусклого сияния огней — видимо, это были огни Коломии — видны были натянутые между столбами провода. Они шли через контрольно-пропускной пункт, и ответвление от них было протянуто к зданию, в котором находились дежурные пограничники. Энергоснабжение... Гульхаров ткнул пальцем на запад, в сторону Сирета. Примерно в ста ярдах от машины между двумя столбами петля кабеля уходила прямо в землю была и хорошо видна на фоне ночного горизонта. Провод был заземлен.
— Прошу прощения, — сказал Гульхаров. Он вышел из машины, пошел по дороге назад и исчез в темноте. Квинт подумал было, не стоит ли ему пойти вслед за Гульхаровым, но решил не делать этого. Он испытывал сильное беспокойство, а вне машины оно еще усугубится. Здесь, внутри, он, по крайней мере, чувствовал себя в знакомой обстановке. Он вновь прислушался к голосу Краковича, доносившемуся из домика, — тот по-прежнему кричал и ругался. Квинт не понимал ни слова, но догадался, что кое-кому приходится несладко...
— Хватит валять дурака! — орал Кракович. — А теперь я скажу вам, что я сейчас сделаю. Я немедленно вернусь обратно в Сирет и из полицейского участка позвоню в Москву.
— Прекрасно! — ответил толстый дежурный. — И при условии, что Москва сумеет прислать нам нужные документы по телефону, я немедленно пропущу вас.
— Болван! — ехидно хмыкнул Кракович. — Вы поедете в Сирет вместе со мной и там, на месте, получите все указания прямо из Кремля!
О, с каким бы удовольствием рассказал офицер Краковичу о том, что он уже получил необходимые инструкции из Москвы, но... ему запретили это делать. Поэтому он отрицательно покачал головой.
— Извините, товарищ Кракович, но я не могу оставить свой пост. Нарушение долга — очень серьезный проступок. А потому ни вам, ни кому-либо другому не удастся заставить меня совершить что-либо подобное и уйти с дежурства.
По красному от гнева и напряжения лицу офицера Кракович понял, что зашел чересчур далеко. Теперь тот станет еще упрямее, чем прежде, возможно даже, станет намеренно чинить препятствия.
При этой мысли Кракович нахмурился. А что, если все эти предлоги для задержки были преднамеренными, что, если все это было кем-то заранее запланировано?
— Что ж, тогда все очень просто, — сказал он. — Надеюсь, что полицейский участок в Сирете работает круглые сутки и что там есть действующий телефон.
— Да, конечно, — прикусив губу, ответил офицер.
— Тогда я просто позвоню в Коломию и свяжусь с ближайшей военной частью в течение часа. Я посмотрю, как вам понравится, если вас, русского офицера, заставит отойти в сторону другой русский офицер, в то время как мы с моими друзьями проследуем через этот ваш пунктишко под охраной военных. Интересно, как вы почувствуете себя завтра, когда на вас обрушится масса неприятностей. И все потому, что вы станете причиной и окажетесь в самом центре внимания серьезного международного конфликта!
Именно в этот момент находившийся в поле чуть к западу от дороги и ближе к Сирету Сергей Гульхаров наклонился и поднял с земли концы разорванного соединения электрического кабеля, к которому изоляционной лентой был примотан другой, значительно более тонкий телефонный. Он тоже был разъединен, но исправить положение оказалось нетрудно — концы стыковались по принципу розетки. Сергей сначала соединил телефонный провод, а потом и концы тяжелого электрического кабеля. Послышались шум и треск, во все стороны полетели голубые искры...
На контрольно-пропускном пункте вспыхнул свет. Кракович, собиравшийся было уже выйти из домика, чтобы исполнить свои угрозы, резко обернулся от двери и увидел смущенное выражение лица офицера.
— Полагаю, — обратился к нему Кракович, — что это означает и то, что ваш телефон тоже заработал?
— Я... я думаю, что да, — пролепетал тот. Кракович вернулся к барьеру.
— Следовательно, — ледяным голосом произнес он, — с этой самой минуты мы можем начать действовать...
Москва, 13.00
Недалеко от Москвы, чуть в стороне от Серпуховского шоссе, в особняке в Бронницах Иван Геренко и Тео Долгих стояли возле овальной формы наблюдательного отверстия, закрытого односторонне прозрачным стеклом, и наблюдали за тем, что происходит в соседней комнате. Картина, открывавшаяся их глазам, напоминала сцены кошмара из фантастического романа.
В «операционной», привязанный к наклонно стоявшему столу, лежал без сознания Алек Кайл. Голова его была приподнята, под нее подложили резиновую подушку, а сверху лоб и глаза прикрывал большой колпак из нержавеющей стали, оставляя свободными нос и рот, чтобы Алек мог дышать. Сотни тончайших разноцветных проводов, словно радуга, отходили от колпака, соединяя его с компьютером, возле которого суетились трое операторов, одну за другой запуская программы и стирая их после получения результата. Внутри колпака множество крошечных высокочувствительных электродов были присоединены к голове Кайла. Такие же электроды вместе с микромониторами были приклеены пластырем к его груди, запястьям, горлу и животу.
По бокам парами сидели еще четверо — это были телепаты. Каждый из них, положив руку на обнаженное тело Кайла, делал свои собственные записи в лежавшем на коленях блокноте. Руководитель группы телепатов в отделе экстрасенсорики и лучший в своем деле специалист Зек Фонер в одиночестве сидела в углу помещения. Эту красивую молодую женщину — ей было около двадцати пяти лет — Григорий Боровиц нашел и завербовал в Восточной Германии незадолго до своей смерти. Упираясь локтями в колени, положив ладонь на лоб, она сидела совершенно неподвижно, сосредоточившись только на том, чтобы успевать на лету схватить все до единой мысли, возникавшие в голове Кайла.
Долгих испытывал мрачное удовлетворение. Он прибыл в особняк вместе в Кайлом около одиннадцати часов утра. Из Бухареста они на военно-транспортном самолете долетели до военного аэродрома в Смоленске, а оттуда на принадлежащем отделу экстрасенсорики вертолете добрались до особняка. Вся операция проводилась в строжайшей секретности под руководством и прикрытием КГБ. А уж там-то умели скрывать тайны! Даже Брежнев не подозревал о том, что здесь сейчас происходит. Точнее говоря, именно от него все скрывалось наиболее тщательно.
Здесь, в особняке, Кайлу ввели сыворотку правды — не для того, чтобы развязать ему язык, но лишь затем чтобы лишить возможности контролировать свой разум. И вот уже в течение двенадцати часов стимулируемый регулярными инъекциями сыворотки правды он рассказывал советским экстрасенсам обо всем, что касалось британского отдела экстрасенсорики и его деятельности. Тео Долгих, однако, был вполне обыкновенным человеком, и его методы допроса и «сбора информации» в корне отличались от тех, с которыми он столкнулся здесь.
— Что они с ним делают? Как они работают? — спросил он.