Фергусон вскочил с радостным криком.
— Докажите это мистер Холмс. — и я ваш должник на всю жизнь.
— Хорошо! Но делая это, я все же нанесу вам глубокую рану…
— Я ничего не боюсь! По сравнению с этим — все пустяки.
— В таком случае, я изложу вам ход моих мыслей на Бэкер-Стрит. Мысль о вампире казалась мне абсурдной. Таких вещей не случается в криминальной практике Англии. И все же ваше наблюдение было совершенно точным. Вы видели, как она приподнялась от колыбели, и на губах ее была кровь.
— Да.
— Но разве вам не случалось слышать, что кровоточащую ранку сосут по другой причине… вовсе не с целью выпить кровь. Не слыхали вы разве об английской королеве, которая высосала такую рану с целью вытянуть из нее яд?
— Яд?
— Южно-американский дом… Мой инстинкт почувствовал существование отравленного оружия среди вашей коллекции еще раньше, чем мой глаз увидел его. Конечно, яд мог быть и иного происхождения, но именно так случилось на этот раз. Когда я увидел пустой флакончик за маленьким луком для птиц я не удивился. Если уколоть ребенка такой стрелой, смоченной в кураре или в другом каком-нибудь дьявольском яде, — он несомненно умрет, если только ранка не будет высосана.
А собака? Совершенно естественно, желая применить яд, сперва надо испытать его действие на собаке.
Я не предусматривал этого, но это очень укрепило мои подозрения.
Вы понимаете? Ваша жена боялась и следила… И действительно, она поймала момент и спасла жизнь своему ребенку. Но она не решилась сказать вам правду, т. к. знала, как вы любите сына и не хотела разбить ваше сердце.
— Джеки!
— Я наблюдал за ним, когда, вы ласкали малыша. Его лицо ясно отражалось в стекле окна. Я увидел ревность, такую жестокую ревность, какую мне редко приходилось видеть на человеческом лице.
— Мой Джеки!
— Вы должны понять его, мистер Фергусон. Это тем более печально, что это является извращенной любовью, безумной любовью к вам и быть может к покойной матери. Вся душа Джеки заполнена ненавистью к этому прелестному ребенку, чья красота и здоровье составляют такой разительный контраст с собственной его слабостью.
— Боже мой! Но это невероятно…
— Сказал я правду, мадам?
Леди рыдала, зарывшись головой в подушки. Теперь она обернулась к мужу.
— Как могла я сказать вам все это, Боб? Я чувствовала, каким ударом это будет для вас. Я предпочла молчать и ждать, предпочла, чтобы вы узнали это как-нибудь помимо меня. Когда этот джентльмен, который, по-видимому, является могучим волшебником, написал, что он знает все, я обрадовалась…
— Мне кажется, год путешествия на корабле окажет прекрасное действие на Джеки, — сказал Холмс, подымаясь со стула. — Один пункт выяснен, мадам. Мы отлично понимаем, что заставило вас поднять руку на Джеки. Материнское терпение тоже имеет границы. Но как решились вы оставить ребенка, в эти последние два дня?
— Я рассказала миссис Мэзон! Она знает.
— Совершенно верно. Так я и думал. Мне кажется, нам время, идти, — шепнул Холмс.
И мы тихо вышли из комнаты.
Фергусон стоял у постели почти задыхаясь.
— Предоставим остальное им самим.
У меня сохранилась только одна еще заметка об этом деле. Это — письмо, которое Холмс написал в контору, поручившую его вниманию своего странного клиента. Вот оно:
Бэкер Стрит, ноября 21-го.
О вампирах.
Сэр!
В ответ на Ваше письмо от 19-го с. м. сообщаю Вам, что я занялся делом Вашего клиента мистера Фергусона из Фергусона и что оно было приведено к удовлетворительному разрешению. Благодарю Вас за рекомендацию.
С совершенным почтением
Шерлок Холмс.
1896