Ада вызвала его по какому-то спешному и важному делу, и он шел, вернее тащился, то и дело останавливаясь на углах и боязливо всматриваясь в пустые площади и глухие улицы. Бесчисленные глаза фонарей глядели со всех сторон затуманенными таинственными зрачками, кое-где, как черные стожки, стояли неподвижные фигуры полицейских в длинных плащах, с которых стекали струи дождя.
Зенон не видел Ады уже несколько дней, так как со дня сеанса почти не выходил из дому. Он чувствовал себя очень плохо, им владело какое-то необъяснимое беспокойство, он ощущал такой сильный упадок воли, что по целым часам просиживал в читальном зале, ни о чем не думая, бесцельно всматриваясь в огонь, глухой и равнодушный ко всему окружающему. С того же дня он не встречал и Дэзи; ему сказали, что она больна и не выходит из своей квартиры, и он этим удовлетворился. Безволие и равнодушие, охватившее его, сделали его жизнь отвратительной; даже его личные дела были ему скучны и неприятны. Поэтому он ужасно злился, тащась сейчас к Аде по пустым дождливым улицам.
Погруженный в свои мысли, он не сразу заметил остановившийся рядом с ним экипаж. Чей-то голос окликнул его по имени.
В открытое окно кареты глядела Дэзи.
— Куда отвезти вас? — спросила она, подвигаясь и давая ему место рядом с собой.
Он назвал кучеру гостиницу и сел в экипаж.
— Меня вызвали родственники, есть какое-то спешное дело.
— Это та прелестная девочка и красивая дама, с которыми я вас видела в Грин-парке?
— Да, но что с вами случилось после субботы?
— Я находилась в состоянии, в котором даже сама о себе ничего не знаешь. Это болезнь, посещающая меня очень часто, и против нее нет лекарства, — грустно ответила Дэзи.
— И меня в эти дни разъедали скука и безразличие. Я не выходил из дому, ни с кем не видался и не работал, мною овладело безволие, и все время я дрожал в каком-то беспокойстве, ожидая каждую минуту несчастья. Так, должно быть, чувствуют себя деревья перед ударом молнии. Отвратительное состояние!
— А теперь вам лучше?
Она пожала ему руку и заглянула в глаза так глубоко и близко, что он невольно отодвинулся.
— Нет, нет, — горячо возразил он. — А может быть, виноват во всем климат? Ведь все время идет дождь, холод, туман, и так изо дня в день! Это может довести до отчаяния! А может быть, солнце погасло и мы уже никогда не дождемся тепла и света?
— Ностальгия по солнцу.
— Уеду на материк, непременно уеду! Дольше такого я не выдержу. Убегу куда глаза глядят!
И вдруг он замолчал, смущенный такой неожиданной вспышкой своей откровенности.
— На юге весна уже в полном разгаре!
— Какое мне до этого дело? — резко возразил он, не уловив в ее тоне удивительной мягкости и тоски.
— Таким ароматом дохнули на меня вдруг апельсиновые рощи, так засверкали голубые моря!
Он быстро наклонился к ней, глаза ее застыли, устремленные куда-то вдаль, и было в них как бы сияние этих желанных морей, а по губам скользила бледная мечтательная улыбка. Вдруг он все понял.
— Жду, жду, жду, — шептал он все тише, и в голосе его была безумная радость, надежда и счастье.
— Помнишь? — губы ее дрогнули, и звук ее слов был удивительно нежен.
— Я готов хоть сейчас!
Экипаж остановился перед гостиницей.
— Завтра! — крикнула она ему, прощаясь, с улыбкой, полной тайного обещанья.
Долго прислушивался он к шуму удалявшегося экипажа.
— Завтра! — повторил он, чувствуя, как с его души слетает бессилие, подобно старой изношенной одежде, а в сердце разгорается пламя восторга. Он не стал ждать лифта и буквально летел по лестнице, подхваченный крыльями радости. Иногда он останавливался восторженно восклицал:
— Завтра! Завтра!
Ада встретила его бледная и смущенная:
— Вандя больна.
— Вандя?
Его сразу отрезвило это неожиданное известие.
— Заболела в субботу, сразу же после возвращения из парка. Врачи никак не могут определить болезни. У нее ничего не болит, она только жалуется, что всякий раз, когда засыпает, ей является та рыжая дама, которую мы тогда встретили, и смотрит на нее ужасным взглядом. Вандя с криком вскакивает с кровати. При одном упоминании о ней дрожит от страха. Вот это-то и странно, что температура у нее нормальная. Но я, кажется, знаю источник ее болезни! — шепнула Ада с глубоким убеждением.
Робко и беспомощно взглянул он в ее грустное лицо.
— Это она ее сглазила.
— Кто? — и он невольно оглянулся вокруг.
— Этот рыжий вампир, эта ужасная незнакомка.