– Она тоже была беспечна. Верила в лучшее, старалась помочь всем вокруг не жалея себя. – со скорбью смотрел Левальд на портрет покойной женщины. – Если бы она была больше эгоисткой, если бы не вертелась в дворцовых интригах… – сглотнул он тяжело слюну. – Тогда, возможно, прожила бы дольше.
Он посмотрел прямо на меня и столько всего было в его глазах: боль потери, разочарование, гнев на себя и на окружающих, ненависть к тому, что привело женщину с портрета в могилу. Я без труда поняла, что он был влюблён в Мирославу. В жену короля, которому клялся в верности, которого уважал и ради которого сражался. Но она ушла из этого мира, подарив жизнь принцу Микору и тяжело заболев.
Он должен был ненавидеть короля и его сына за то, что те отняли у него любимую. Но он продолжал день изо дня служить Сантосу, а после будет верно служить Микору.
От жалости к этому суровому воину, что потерял мать и после женщину, которую любил, у меня защипало в глазах. Стоило Левальду это заметить, как лицо его стало мраморной маской. Все эмоции ушли с него и только на дне каре-красных глаз можно было заметить боль.
– Берегите себя и не повторяйте чужих ошибок. – строго и сухо произнёс он, положив руку на рукоять оружия. – Иначе в этом зале появиться ещё один портрет.
Его слова показались мне угрожающими. Уже второй человек во дворце предупреждает меня быть осторожной и говорит о возможной смерти. Но если слова принцессы я могла списать на гормоны беременных, паранойю и страх перед будущим малыша, то слова генерала восприняла почти как угрозу.
Он не стал ждать от меня реакции, а направился на выход, напоследок кинув короткий взгляд на портрет покойной королевы.
А у меня в голове закралась мысль, что он мог быть тем, кто организовал все нападения на короля и принца. Левальд любил Мирославу, но скорее всего безответно, так как она была женой Сантоса, и по словам Кармина, любили они друг друга безмерно. Я в это верила, так как королева рискнула своим здоровьем ради того, чтобы родить наследника. Не стала бы женщина рожать от нелюбимого мужчины, когда под боком её ждал возлюбленный.
На портрете в руках она держит новорожденного Микора, ошибки быть не может. После родов она заболела и так и не оправилась.
Скорее всего Левальд винит Сантоса в смерти супруги, либо же ненавидит из-за того, что она выбрала не его. А наследный принц пусть и не виноват в смерти матери, но причастен к этому.
Если преступник генерал Чирис, тогда становится ясно, как он умудрялся обходить все охранные ловушки и оставаться незамеченным. Кроме того, он имел доступ абсолютно в любой уголок дворца и был прекрасно осведомлён о передвижениях королевской семьи.
От своих мыслей я почувствовала дурноту и жар в голове. Что если я права? Он же может в любой момент повторить нападения, и оно окажется удачным! А если я не права? Вдруг он невиновен, а я его выставлю в неблагоприятном свете перед королём. Тогда он лишиться надёжного союзника в неблагоприятный момент.
Мне срочно надо поговорить с Кармином. Пусть выслушает мои соображения и либо опровергнет их, либо примет на вооружение и не даст короля и принца в обиду. Если кому и по силам противостоять генералу Чирису, то это советнику.
Стоило мне прийти к таким выводам, как я с максимальной скоростью полетела прочь из галереи, но в дверях столкнулась с препятствием, повалив его на пол и упав сверху.
– Ох! – выдохнула я, потирая ушибленный нос.
Почему я не упала на кого-то мягкого? И вообще, кто стал моей невольной подушкой?
Привстав на руки, уперевшись в каменную грудь, посмотрела в глаза мужчины. Им оказался Кармин, тот, кого я летела искать. Нашла, но нестандартным образом.
– Прости. – тихо покаялась, всё также лёжа на советнике. – Я спешила и… – начала я мямлить, но вовремя остановилась.
– Не переживай, ягодка. – с тихим смешком успокаивал меня Кармин. – Я как раз искал тебя…
Взгляд кроваво-алых глаз остановился на моих губах, но быстро стёк ниже, на шею. Он судорожно вдохнул воздух и медленно выпустил его сквозь зубы.
А стоило его глазам опуститься ещё ниже, в вырез моего платья, я загорелась, словно фитиль свечи.
Сегодня на мне было бледно-голубое платье до колен, приталенное и с квадратным вырезом, дань вампирской моде. Украшали лиф мелкие хрусталики, что переливались на солнце всеми цветами радуги. Из украшения я надела серёжки с алмазиками в виде маленьких капелек и такой же кулон.
Волосы я как обычно не убирала в причёску, потому они окружали нас с Кармином рыжей волной, скрывая, словно занавесом от посторонних, которые могли проходить мимо.