— Он был твой, Фелиция. Всего мгновение, и он может стать твоим.
— Нет, Себастиан. Этого случиться не должно. Я не могу делать то, что сделал ты. Я никогда этого не хотела.
Я мечтала лишь о смерти, мире и свободе. Я хотела обрести знание, а не силу уничтожать других.
— Ты еще многое сможешь узнать, — увещевал ее Себастиан, — и времени у тебя будет достаточно, но только если ты вкусишь жизни.
Она отшатнулась от него и оперлась о мраморное надгробие, на котором было высечено имя кого-то, давно умершего. Никогда еще Фелиция не казалась Себастиану такой прекрасной и такой любимой, как теперь, когда отвергла все, что он мог ей дать.
— Ты отказалась от земной жизни, для которой была предназначена по рождению, — сказал он. — Если ты не воспользуешься и второй данной тебе возможностью, ты будешь обречена на бесконечную пустоту.
— А разве это намного отличается от того, что приходится терпеть тебе?
— Я, по крайней мере, существую. Я хожу по земле. Разве есть что-то более драгоценное?
— Так это все, что может дать тебе твое чародейство? Возможность ходить по земле, подобно любому другому человеку?
— Другие умирают, — напомнил ей Себастиан. Фелиция протянула к нему руку, сделала один шаг и упала на колени.
— Помоги мне, — пролепетала она. Он посмотрел на нее с состраданием.
— Ты не должна преклонять колени ни передо мной, ни перед кем другим.
— Я не хотела, — произнесла она. — У меня нет сил стоять.
— Тебе нужно насытиться кровью, и сделать это ты должна немедленно.
— Нет, — ответила она. — Слишком поздно. Не надо крови. Не надо жизни.
Она упала на мокрую траву. Себастиан склонился над ней; он попытался поднять ее на ноги. Целовал и кричал на нее.
Ничего не помогало. Ее охватил беспробудный сон. Себастиан взял Фелицию на руки и двинулся в сторону своего дома, но тут же понял, что там его поджидают те трое. Он повернулся к камням, к могилам, стражем которых он был на протяжении половины столетия, но они не даровали ему утешения. Себастиан вгляделся в лицо любимой, надеясь увидеть хотя бы робкий проблеск жизни, но увидел лишь холодную безупречность. Но все же он знал, что душа ее заточена в этом мертвом теле и обречена остаться там до скончания времен.
Он положил ее в каком-то склепе и понесся в ночь. Выли псы, мрамор рассыпался на осколки, как стекло, и трое полицейских, дрожавших среди ночного тумана, решили, что расследование им лучше продолжить при свете дня.
Винный погреб
Реджиналд Каллендер проснулся оттого, что где-то настойчиво стучали. Звук доносился издалека, вплывал в сознание постепенно и перед тем, как разбудить Каллендера, вплелся в сюжет сновидения. Во сне Реджиналд вновь и вновь наносил кому-то удары тростью.
Тогда он уставился в потолок. Каждый стук в дверь с силой отдавался у него в голове, но Каллендер лишь бранился вполголоса и ждал, когда же настанет тишина. Он спрашивал себя, какой сейчас день и даже какое время суток. Разлепив на одном глазу слипшиеся веки, он увидел, как сквозь задернутые шторы пробивается одинокий солнечный лучик. И тут же уснул.
Когда его потревожили снова, не обращать внимания уже не получилось. Кто-то держал его за плечи и встряхивал так сильно, что это было никак не принять за похмельную дрожь. В лицо плеснули холодной водой. Каллендер заорал, брызжа слюной, поднял взгляд и увидел краснощекую физиономию своего кузена.
— Черт тебя побери, сэр! — проревел Каллендер. — Ты совсем с ума спятил?
— Это ты-то меня считаешь сумасшедшим? Сейчас уже утро понедельника. Где ты пропадал четыре дня, а? Ты знаешь, что случилось с девушкой, на которой ты собираешься жениться?
— Что? С Салли?
— Какая такая Салли? Что ты несешь? Я говорю о мисс Лэм!
— Фелиция. Конечно же. Я пошел навестить ее… когда это было, а? Но слуги сказали, что для меня ее нет дома.
— Ее ни для кого не было дома, дорогой приятель. Ее разыскивают уже больше половины недели.
Каллендер подтянулся и оказался в сидячем положении.
— Как давно ее нет?
— С четверга. С того вечера, когда мы ужинали у них. Я тогда еще приехал к тебе в гости.
— Как-то недолго ты у меня гостил, получается! Где же ты с тех пор пропадал? И где моя бутылка? Голова, моя голова!
Каллендер порылся под кроватью и достал то, что искал.
— А я думал, что ты уже допил весь запас бренди, — заметил Стоун.
— Так и есть. Но портвейна еще много осталось. А теперь еще имеется повод выпить. Фелиция наверняка не читала то письмо, да?
— Письмо? Какое письмо?
— Записку, которую послал кое-кто, желавший нас разлучить. Не нашли ли это письмо?