XIII
— Но довольно на сегодня, — сказал Гарри, — я вижу, у Карла Ивановича такая толстая пачка, что хватит еще на целый вечер.
Гости не могли не согласиться с желанием хозяина и, прощаясь, один за другим стали выходить из столовой.
Скоро остались только Джемс и капитан Райт.
Райт молча курил: он точно тянул время пребывания в столовой.
Джемс, весь вечер за ним наблюдавший, был поражен его серым цветом лица.
— Райт, что с тобой? Ты болен? — спросил озабоченно Джемс.
Капитан вздрогнул и сердито взглянул на говорившего, но, увидев дружеское лицо Джемса, он тяжело вздохнул и, положив ему руку на плечо, сказал:
— Джемми, ты кажется, прав: я болен, я схожу с ума.
— Райт, что за идея, что с тобой? — вскричал Джемс.
— Хорошо, Джемми, я скажу тебе, но ты никому ничего не должен говорить. Согласен?
— Ну, конечно же, говори.
Капитан закурил новую сигару и после небольшого молчания заговорил:
— Это началось недавно. Вернее, с той ночи, как я согласился лечь в комнату привидений. Нечего тебе и говорить, что в привидения я не верил и ничего не боялся.
— Ну еще бы, — искренне вставил Джемс.
— В комнате было душно, я открыл окно и вскоре задремал. Сколько прошло времени, не знаю, но внезапно, точно от толчка, я очнулся: в комнате слышался шелест, ну точь-в-точь, как от женского шелкового платья; пряный запах лаванды ударил в нос.
«А, это из шифоньера, что открывал давеча Гарри, а шелестят от ветра занавесы на окне», — подумал я и совершенно спокойно взял сигару и зажег спичку.
При свете спички между складок кроватных занавесей я ясно увидел прекрасную женскую ручку, на пальце которой сверкал дорогой бриллиант. Занавесы тихо шелохнулись, и в образовавшуюся щель заглянуло женское личико. Страшно бледное, с большими черными глазами. Черные локоны были украшены чем-то вроде короны, а на шее лежала нитка розовых кораллов. Я остолбенел. Догоравшая спичка обожгла мне пальцы и заставила очнуться. Все погрузилось во мрак.
Вскочить, зажечь свечу было делом одной минуты. Занавесы на окне тихо колебались, хотя в воздухе не было ни малейшего ветерка; в этом я вполне убедился, поднеся зажженную свечу к открытому окну.
Осмотрев еще раз двери и замки, я снова лег. Сон бежал от меня.
С сигарой во рту, вспоминая все мелочи, я старался дать себе отчет в увиденном, невольно время от времени посматривая на то место, где явилось видение.
Ты, конечно, знаешь свойство лучших бриллиантов Индии быть мертвыми при хорошем освещении и, напротив, в темноте, при малейшем луче света, играть и блестеть, как звезды.
— Ты вспоминаешь об ожерелье индийской богини Дурги? — спросил Джемс.
— Ну да. Такой же точно свет, вернее, игру света я видел при вспышках моей сигары между складок постельных занавесей.
Докурив сигару, я снова встал, снова все осмотрел — и опять тщетно.
Больше я уже не ложился.
На другой день Гарри приказал сдвинуть шифоньер в угол, и за ним, как и предполагали, оказалась дверь в таинственную комнату.
Воспользовавшись присутствием слуг, я распорядился подобрать занавесы у кровати, объясняя это невыносимой жарой.
Днем я совершенно забыл о ночном приключении и, ложась спать, даже не вспоминал о нем.
Среди ночи чувствую струю холодного затхлого воздуха. Открываю глаза. Широкая полоса лунного света тянется от окна, где осталась щель между занавесами, через мою кровать, прямо к тому месту на стене, где стоял шифоньер.
Смотрю. Дверь в таинственную комнату открыта, и на пороге стоит женская фигура.
То же самое лицо, что я видел накануне, только теперь я ее вижу всю.
Чудная, сказочная красавица: высокая, стройная фигура, голубое шелковое платье не скрывает роскошных форм, а его складки в лучах месяца как-то особенно мерцают и переливаются. Розовые кораллы покачиваются на груди от дыхания. То, что я принял за корону на голове, — край красивой высокой гребенки.
Через минуту она тихо приблизилась к моей кровати и остановилась.
Ощущение холода стало сильнее, также усилился смешанный запах лаванды и затхлости. Большие черные глаза были устремлены на меня; я не выдержал и поднялся.
В тот же миг она исчезла.
Ушла ли она назад в комнату, скрылась ли за оконными занавесами — не знаю. Она точно растаяла.
Целую ночь я не спал, снова поджидая ее.
— Что это, Джемми? — закончил Райт.
— Галлюцинация.
— Помилуй, Джемми, у меня, капитана Райта, и галлюцинация! Но слушай, я жду ночи, как любовник свидания и… и боюсь, ведь это путь в сумасшедший дом.