— Вандя больна.
— Вандя?
Его сразу отрезвило это неожиданное известие.
— Заболела в субботу, сразу же после возвращения из парка. Врачи никак не могут определить болезнь. У нее ничего не болит, она только жалуется, что всякий раз, когда засыпает, ей является та рыжая дама, которую мы тогда встретили, и смотрит на нее ужасным взглядом. Вандя с криком вскакивает с кровати. При одном упоминании о ней дрожит от страха. Вот это-то и странно, что температура у нее нормальная. Но я, кажется, знаю источник ее болезни! — шепнула Ада с глубоким убеждением.
Робко и беспомощно взглянул он в ее грустное лицо.
— Это она ее сглазила.
— Кто? — и он невольно оглянулся вокруг.
— Этот рыжий вампир, эта ужасная незнакомка.
— Дэзи? — Он отшатнулся, пораженный ужасной мыслью. — Не может быть! Человек, когда боится, теряет способность ясно смотреть на вещи! Это совершенно невероятно! — торопливо говорил он, чтобы заглушить звук произнесенного имени.
— Я глубоко убеждена в этом. Не знаю только, зачем и за что? Пусть будет проклята эта злая и подлая сила, пусть будет проклята! — грозно повторила Ада, и в глазах ее сверкнула молния глубокой ненависти. — Но я своего ребенка защищу, хотя бы ценой собственной гибели. В чем виновата Вандя? Это меня так мучит, что я не могу успокоиться. А тут, как нарочно, и тебя столько дней не видела, — с упреком сказала она, подымая на него глаза, полные слез.
— Я тоже был болен, сегодня я первый раз после той субботы вышел из дому. Лихорадочный бред, — поспешно заметил Зенон.
— Да, ты бледен, у тебя очень плохой вид. В этом должна быть какая-то таинственная связь с болезнью Ванди. Не смейся над моими подозрениями: страх часто имеет ясновидящие глаза. Может быть, она и тебя сглазила!
Его охватила ледяная дрожь, в мозгу пронеслись странные ассоциации.
— Пойдем, и Бэти здесь! Она приходит каждый день и сидит у кровати Ванди. Милая, славная девушка!
Зенон молчал: предположения Ады пробудили в нем сильное беспокойство.
— Тебе было очень плохо?
Она поглядела на него с нежной заботливостью.
— У меня был острый приступ меланхолии, и несколько дней я метался в бессильной муке. Не было даже сил прийти к тебе.
— Почему же я не могу быть всегда с тобой?
— Я думал об этом, я знаю, ты бы меня защитила от моих терзаний! Ты одна! — горячо произнес он, но сейчас же подавил в себе готовое сорваться с уст признание, так как перед ним встало грозное лицо Дэзи.
— Что тебя мучит, скажи, ты ведь знаешь, я готова все для тебя сделать.
— Когда-нибудь скажу тебе! Скажу, убегу под твою защиту, и ты меня спасешь, снимешь с меня тяжесть греха. Мне надо окончательно решиться на что-то.
— Ты пугаешь меня!
Ее сильно обеспокоил мрачный взгляд Зенона.
— Ада, мы ждем! — крикнул Генрих из другой комнаты.
Они вошли в гостиную. Генрих сидел у камина, Бэти шла им навстречу.
— Вандя жалуется, что вы ее забыли!
Она поздоровалась с Зеноном холодно и сдержанно.
Девочка лежала в кровати, как увядший цветок, с усилием протягивая ему маленькие худые ручки.
— И мама вас ждет, и папа, и мисс Бэти ждет! Все ждем, а дядя не приходит, — шептала она с упреком.
Нежный жалобный голосок и худое личико ребенка так растрогали Зенона, что он едва сдержал слезы. Он погладил ее по растрепавшимся светлым волосам и стал весело рассказывать о разных делах, которые его задержали. Девочка выслушала внимательно и ответила очень серьезно:
— Ладно, дядя, но теперь вы должны навсегда с нами остаться! Мама сказала, что, как только я поправлюсь, мы поедем домой, и вы с нами.
— Непременно поедем вместе, — подтвердил он, растроганный ее щебетанием.
— И прямо домой! Мне что-то надо вам сказать, дядя, по секрету, только никому ни-ни!
Он дал ей торжественное обещание хранить тайну; Вандя обняла его за шею и прошептала:
— Когда дядя не приходит, мама плачет. Я часто видела. — Она откинулась на подушку и, взяв его за руку, продолжала серьезно: — Мама совсем одна. Папа постоянно болен, а я ведь тоже не могу ей помочь. Маме очень тяжело. Вы понимаете, дядя? — прибавила она.
Как дороги ему стали в этот миг ее золотистая головка и умные голубые глаза! В нем вспыхнула внезапно проснувшаяся отцовская любовь, ему захотелось говорить ей слова, полные нежности, любви и заботы. Он обнял ее и стал горячо целовать, а Вандя, взволнованная этой неожиданной лаской, гладила рукою его лицо и шептала, восхищенная и счастливая:
— Дядя такой добрый, такой милый, такой — мой!.. Как папа!