Он не ошибся. Впереди них, на крыше небольшой постройки, удобно устроилась Элера, последняя выжившая невеста Дракулы. Щелкая языком и выражая таким образом свое неодобрение, она произнесла:
– Вы доставляете моему хозяину слишком много хлопот и неприятностей! Слишком много.
Франкенштейн шагнул вперед, намереваясь снять Элеру с крыши. Сейчас от великана словно исходили волны праведного гнева, но Ван Хелсинг все же остановил его рукой, и невеста графа захихикала:
– Вы убили Верону. Если бы хозяин умел-любить, он очень бы любил ее. Что касается меня... – Она кокетливо улыбнулась и добавила: – Теперь все свое внимание хозяин будет уделять только мне.
Ван Хелсинг понял, что тварь не собирается нападать, и испытал немалое разочарование:
– Так что тебе нужно от нас?
– Хозяин требует совершить обмен. Чудовище за принцессу.
Франкенштейн продолжал смотреть на Элеру, а Ван Хелсинг тут же сориентировался:
– Только в людном месте. Там, где собираются толпы народа.
Франкенштейн перевел взгляд на Ван Хелсинга, но он словно не заметил этого, и все так же спокойно общался с невестой Дракулы:
– Мы встретимся только в том месте, где твой хозяин не сможет проявить свою... другую сторону.
Элера обдумывала это предложение несколько секунд, после чего глаза ее загорелись, как у маленькой девочки в предвкушении праздника:
– Завтра канун Дня всех святых! Здесь, в Будапеште, каждый год проходит чудесный бал-маскарад. – От радости она забралась еще выше. – Как я люблю балы! Запомните: Дворец Вилкова. Мы будем ждать вас ровно в полночь!
Она еще несколько мгновений счастливо смеялась, затем прыгнула куда-то за крышу, и так же внезапно поднявшийся ветер, бросивший в лицо Ван Хелсинга пригоршню снега, подсказал ему, что Элера превратилась в демонического нетопыря.
Он спрятал револьвер в кобуру и повернулся, готовый идти дальше... но в тот же миг ощутил острую боль в груди, в том самом месте, куда его укусил оборотень.
Карл немедленно бросился к нему, пытаясь распахнуть плащ Ван Хелсинга.
– Ты ранен? – заботливо спросил он.
Он резко отвел в сторону руку монаха, но теперь заволновался и Франкенштейн. Его умные глаза сузились. Великан подошел к Ван Хелсингу и неожиданно рванул за одну полу плаща, обнажая и его раны, и окровавленную рваную рубашку.
– Его укусил оборотень! – объявил великан.
Ван Хелсинг сразу же запахнул плащ, но лицо Франкенштейна уже скривилось в отвратительной улыбке:
– Ну, теперь ты сам превратишься в одного из тех, па кого с таким удовольствием охотился столько лет!
«Возможно, ты и прав, – подумал Ван Хелсинг. – Но только прежде мне нужно закончить одно очень важное дело». Он достал из складок плаща трубку с парализующим дротиком и, взглянув еще раз на Франкенштейна, печально вздохнул:
– Ты уж прости меня.
– Надеюсь, что и на тебя в свое время найдется такой же страстный охотник, – отозвался Франкенштейн. В этот момент, когда он осознал, что Ван Хелсинг предает его, на лице великана отразилась некая смесь гнева и удивительной тоски.
Чтобы не привлекать внимания горожан, им пришлось нанять телегу с лошадью, уложить туда Франкенштейна и накрыть его куском холстины. Купив себе новую одежду и все то, что им могло бы еще понадобиться, Карл и Ван Хелсинг отвезли телегу к дворцу, где и спрятались на королевском кладбище. Они отыскали просторный склеп, подходящий им по размерам, и приготовились ждать наступления вечера.
Ван Хелсинг для бала облачился в костюм придворного прошлой эпохи, добавив к нему широкополую шляпу с плюмажем и длинный плащ, позволивший ему спрятать свое специальное вооружение. Карл же выбрал костюм шута. Теперь они легко сольются с толпой, а карнавальные маски на лицах не дадут распознать в них незваных гостей.
Выйдя из склепа, они плотно закрыли за собой массивную дверь. Для надежности Ван Хелсинг запер ее на железный засов, чтобы ее стало невозможно распахнуть изнутри. На некоторое время они таким образом обезопасили Франкенштейна от Дракулы и его слуг.
Проходя по кладбищу, Ван Хелсинг обратил внимание на последние длинные тени уходящего дня, вытянувшиеся, как фантастические пальцы. Он понимал, что с наступлением темноты силы графа приумножались.