-- И кол осиновый? -- напомнил я.
-- О коле в легенде не говорилось ничё, -- Килька снова пожал плечами. -- Да только некоторые истории заканчиваются тем, что отлежался он, выбрался из-под земли и снова в лес ушёл. А после опять начал армию лесных людей собирать. Тех, чья аура для этого дела подходящая.
Мы немного помолчали.
-- Из окрестных сёл, из близких деревень выбирает он тех, кто составит его войско, -- продолжил Килька. -- Сначала сгоняет мальчишек в большой отряд, а потом выбраковывает неподходящих.
-- Как выбраковывает? -- Жорыч на время перестал грызть морковку.
-- Нууу... -- Килька выглядел сбитым с толку, очевидно, легенда такими подробностями не располагала. -- Понятно как.
Килька был отличным передатчиком информации: логичным, безупречным, обстоятельным. Но там, где сказка имела провал, который надо обязательно заполнить, его фантазия буксовала. Справочником он был великолепным. Но вот сказочником никаким.
-- Ты чо влез-то? -- Кабанец легонько врезал Жорычу по макушке. -- Сам будешь дальше балакать, трепло? -- и, дождавшись, когда Жорыч отчаянно замотал головой, возвестил для всех нас. -- Чо зырим? Картохан чистить! Живо!!! -- и напоследок повернулся к Кильке. -- Ты дальше давай. Не томи.
Килька мигом приободрился.
-- Когда кандидатов остаётся тринадцать, задумывается он, -- голос Кильки убавил громкость до степени заговорщицкого шёпота. -- Вот из них он выбирает настоящего воина. Его-то и уводит в самую глубину леса. Тот пацан не исчезает бесследно, нет. Он в лесного духа превращается. Словно ветер, он летит по округе. Словно тень, он скользит на листве.
-- А оставшаяся дюжина? -- спросил Жорыч, срезая кожуру так толсто, что бедная картошка худела чуть ли не в половину.
Килька лишь мазнул пальцами по горлу и вверх их увёл, будто петлю обрисовывая.
-- В расход, -- расшифровал Кабанец. -- Лишние рты никому не нужны.
-- Не всех, -- тихо сказал Килька. -- Там сказано, что любой из них может стать жителем леса. Маленькой копией Яг-Морта. Тем, кто навсегда покинет ряды людей и станет их беспощадным врагом.
-- В общем, не ходите, дети, в Африку гулять, -- подвёл Кабанец предварительные итоги.
За рассказом куча картошки не просто заметно похудела, а начала истощаться. Кое-где между рассыпанных клубней уже проглядывал дощатый пол.
-- Во вторую половину осени можно, -- продолжил неугомонный Килька. -- Его права заканчиваются семнадцатого октября. После он под землю уходит. Лес снегом заметёт, а он спит себе. Но если встретишься с ним в самый последний день его силы, тебе крышка.
-- А если после? -- не утерпел Жорыч.
-- Сказано же, -- и вопрошающий словил второй подзатыльник от Большого Башки. -- Спит он.
-- Не всегда, -- осторожно возразил Килька. -- Если не уснёт, то слабеет. Летом он за людьми охотился, а краем осени всё наоборот: сам он от человека бегает. Но такому даже в самой дремучей чаще не затеряться.
-- Он, наверное, метра с два будет, Яг-Морт-то? -- внезапно спросил Кабанец.
-- Намного выше, -- взмахнул руками Килька. -- Точно говорю, он с сосну здоровенную. Зайди такая громада в наш лагерь...
-- А я говорю, метра с два, -- перебил его Большой Башка.
Я вдруг понял, что Голова-дыня пробует встроить увиденное нами ночное страшилище в только что услышанную историю.
-- Но в легенде сказано...
-- Я чо, вру, да? -- Кабанец вскочил, шагнул к Кильке, но запнулся об угол разлохмаченного линолеума и растянулся на его грязной поверхности.
-- Да чтоб твою дивизию, -- взревел Большой Башка.
Килька испугано втянул голову в плечи. Досталось, впрочем, не ему. От всей души Кабанец саданул носком облупившегося кроссача по коварному углу. Линолеум не улетел в противоположную часть кухни лишь потому, что его придерживали ножки стола. А держали они крепко, ведь на столе стоял чан с уже начищенным картофелем. Зато задрался угол знатно. Чуть ли не на половину.
-- Зырь, ребя! -- палец Жорыча ткнул в открывшееся пространство. Доски пола пересекала щель. Щель образовывала квадрат, один из углов которого продолжал прятаться под загнувшимся линолеумом.
Кабанец лёгким толчком сдвинул стол вместе с чаном, освободив квадрат целиком. После он осторожно просунул кончик своего ножа в загадочную щёлку и зашурудил там, используя лезвие, как рычаг. Квадрат сбитых досок бесшумно вылез из паза и сдвинулся в сторону. В темноту уводила вертикальная лестница из крепких деревянных брусьев.
-- Заценим, чо там есть, -- кивнул Кабанец, обшарил нас пылающими от интересных предчувствий глазами, выбрал Кильку и подтолкнул его к лазу.
-- А чё я? -- заныл тот. -- Я боюсь.
-- Щас не полезешь, а полетишь, -- грозно пообещал Кабанец.
Килька понял, что всё равно окажется в подземелье. Поэтому, старчески покряхтывая от огорчения, медленно-медленно полез в темноту. Мы чутко прислушивались к шагам и шорохам снизу. Воплей нечеловеческого отчаяния, когда тебя пожирает нечто ужасное, оттуда не доносилось.
-- Чо там? -- первым спросил Большой Башка.
-- Темно, -- пожаловался Килька. -- Ничего не видно!
-- Лезь ты, -- теперь толчок достался мне. -- От этого очкарика толку мало.
-- Спички дай, -- я протянул ладонь, не торопясь выполнять указание.
Кабанцу не хотелось расставаться с коробком, но я медлил, а остальные ждали. Поэтому он вытащил из кармана небольшую погромыхивающую коробочку и положил мне на ладонь.
Медленно-медленно по скрипучим деревянным ступенькам я спустился в подпол. И, конечно же, немедленно зажёг спичку. Два алых блика отразились в стёклах очков, за которыми пряталось килькино бледное лицо, искажённое от ужаса. Но как раз ничего ужасного в подвальчике не обнаружилось. На чурбачке я увидал блюдце с толстой свечой и успел запалить её тёмный фитиль, пока догорающая спичка не обожгла пальцы. Крохотный огонёк прогонял тьму не так уж далеко, но света хватило, чтобы я разглядел под ногами толстую длинную щепку. Через секунду моя рука сжимала пылающую лучину. Теперь я смог осмотреть небольшой бункер, куда нас забросило с Килькой. Помещение в виде куба. В двух углах приткнулось по паре кроватей: всего четыре. Постели заправлены, но как-то очень небрежно. Подушки валялись смятыми комками. Одеяла топорщились морщинами.
-- Вооо, -- раздался утробный рёв восторга со стороны Кильки.
Я обернулся и увидел, что на одной из постелей лежит мобила. И не просто мобила, а настоящее сокровище -- "Vertu Signature Dragon" золотистого цвета. Лестница снова заскрипела. К нам подбавился Кабанец, а следом и Жорыч, сгорающий от любопытства.
-- Глянь, аппаратик, -- Килька уже подхватил золотое совершенство.
-- Ништяк, -- уважительно кивнул Кабанец. -- Тыщ двадцать баксов потянет.
-- Это серебряные столько стоят, -- заспорил Килька, нежно оглаживая аппарат. -- Тут золото. Зацени бриллиант на джойстике!
Наши четыре пары глаз скользнули по золотистой панели. Бриллиант меня особо не поразил. Стекляшка стекляшкой. Куда интереснее смотрелся китайский дракончик на крышке сзади. Килька поймал мой взгляд.
-- Их вручную мастырят, драконов этих, -- гордо пояснил он, будто дракончик являлся его рук делом. -- Тридцать шесть часов на одного зверя! А сам агрегат потом в Швейцарию отправляют. Там его сертифицируют.
-- Точно золото? -- Жорыч сделал попытку ковырнуть по панели ногтем, но Килька, словно заботливый хозяин, уклонился от ненужной стыковки.
-- Восемнадцать карат, -- бесстрастно пояснил он, словно читал страницу справочника, а потом сделал неуклюжую попытку засунуть телефон в карман.
-- На место верни, -- тут же приказал Кабанец. -- Раз фиговина эта на виду красуется, то никто из данной четвёрки, -- он обвёл рукой кровати, -- спионерить её у хозяина не рискует. А если спёрли мобилу, значит, сразу допетрят: засвечено убежище. На этот факт тут такие репрессии начаться могут.