6
Тот миг, когда становишься духом леса
Потом я думал, а что, если бы я перетерпел. Если бы не завалился спать после завтрака. Если бы уговорил Лёньку выбраться в лес. Не оставаться в лагере. То, что случилось, могло случиться лишь на самой территории. А мы бы прятались вне её.
Изменило бы это хоть что-нибудь?
Или выбор неведомые силы уже сделали и просто дождались удобного момента?
И тогда история, сделав небольшой крюк, снова свалилась бы в колею, протоптанную чудовищно огромными лапами.
Корпус старшаков встретил меня безмолвием. Не было никого в скорбной обители. И хоть вокруг властвовала летняя зелень, я ощутил то странное чувство, когда гулял по брошенному лагерю где-то между вторником и четвергом, в осеннюю среду, прошедшую в этом мире без меня. В траве чернел чей-то башмак. Кто-то исчез? Или эта обувка пасётся здесь со времён "Могучих Рейнджеров"? Ботинок не выглядел новым, но на душе всё равно стало неуютно.
Чернильная туча, родившись на севере, сейчас захватывала запад и восток. Я глядел на пепельные разводы и седую бахрому по краям. В глубинах тучи полыхали электрические разряды, но отчего-то не фиолетовые, какими бывают обычные молнии, а изумрудно-зелёные. Свободную часть неба будто заволокло туманом. Солнце сквозь сизую пелену казалось неприветливой багровой луной. В его сторону я тоже старался не смотреть. Спокойнее всего, сейчас смотреть под ноги.
Быстро темнело. Словно ночь грубо вышвырнула вечер и злорадно расползалась по округе не в своё время. Окна и нашего корпуса, и корпуса старшаков превратились в квадраты тьмы.
Где все? Кто мне ответит?
Может, если начало темнеть, народ потопал на ужин?
Гипотеза мне понравилась, и я поспешил по аллее к столовой. Тополи, как чёрные рыцари, безмолвно пропускали меня через невидимые сторожевые посты. Покорёженные фонарные столбы меж ними казались то ли воткнутыми копьями, то ли несчастными оруженосцами.
Уже издали я увидел, что окна обеденного зала темны. Соберись там народ, в глубине сейчас пылали бы багряные отблески свечей. Меня раздирали противоречивые планы. Хотелось срочно броситься к лагерному выходу и навсегда унестись прочь из этих мест. Но ничуть не слабее хотелось пошариться по округе, чтобы отыскать Лёньку. Или хоть кого-то. Под навесом зловещей тучи я больше не мог оставаться одиноким путником, надеющимся исключительно на милость Высших Сил.
Я прошёл мимо красного кубика, где прятался пожарный шланг. "Не шланг, а рукав, балда", -- вспомнил я окрик Большого Башки. Какой далёкой казалась сейчас та ночь. И куда более спокойной. Ведь тогда никто ещё ничего не знал о Яг-Морте. Ведь тогда ещё никто не исчез.
Завернув за угол столовского корпуса, далеко-далеко я увидел прижавшуюся к земле россыпь мерцающих огней.
Вспомнился кинотеатр в ночи. Его освещали похожие огни. Но чтобы их увидеть, надо было явиться к нему ночью. Но вот как раз ночью оказаться там мне не довелось.
Хотя я мог.
Оставался один шаг.
Всего шаг, и я его не сделал.
Потому что это был шаг из разряда последних. И тысячу раз подумаешь, прежде чем его сделать. Или делаешь его в каком-то азарте, неистовом кураже. Делаешь, чтобы потом, быть может, крупно пожалеть.
Вовка и Ринат звали меня с собой. Была "Ночь в кино". Платишь за один билет, а зыришь фильмы до самого утра. Ну, или сколько выдержишь. И фильмаки обещали интересные. Не новьё, разумеется. Я их все уже смотрел на компе или по телевизору. Но тут большой экран. И ночь. Ночью любое мероприятие кажется особенным -- наполненным тайнами и загадками. Мне и казалось, вот сейчас приземлюсь в кресло и... Я ведь не посерёдке сяду, а с краю. И, наверное, рядом со мной окажется Она. Я буду смотреть фильм с замиранием сердца, осторожно кося глазами в сторону. Чтобы видеть её точёный носик. Чтобы заметить блики в её чарующе прекрасном глазу. А когда будет перерыв, я обязательно спрошу её имя.
И она мне его назовёт.
Я покупал билет не в кино, а в сказку. Сказку, которая начнётся в эту ночь и не закончится никогда.
Покупал бы.
Потому что билет я так и не купил.
Не, на этот раз капиталов мне хватало. Но чего-то я не сделал по домашней уборке. То ли ковры не выбил, то ли ещё чего. Такая ерунда никогда не запоминается. Однако меня решили наказать.
Я спорил. Я сопротивлялся. Я доказывал, что такая ночь всего лишь раз в году. Что несправедливо ждать до следующего года. А то, что я будто бы не сделал, сделаю завтра. Я обещал и клялся.
Впрочем, это ничего не изменило. Моим воспитанием решили заняться всерьёз. "Никуда не пойдёшь", -- заявили мне. "Раньше надо было думать", -- напомнили мне. Много чего я услышал тогда, пока мне всё не надоело.
Взбесившись, я хватанул с кровати брошенную куртку и рванул к двери.
Не тут-то было!
Батя просто загородил мне путь.
И вдруг...
Я сам удивился, когда это понял.
Меня словно долбануло и ошарашило.
Я увидел, что одного роста с батяней. Что ничуть его не слабее. Что сложение у него достаточно хрупкое.
А у меня нет!
И я могу просто отодвинуть его с пути и шагать себе дальше.
Вот просто оттолкнуть и всё!
Я смотрел на него в удивлении.
А потом внезапно догадался, что он сейчас понял всё то, что я понял минутой раньше.
Я мог его сдвинуть с дороги и шагать в кино.
Но не стал.
Потому что я абсолютно не представлял, как потом возвращаться домой после такого.
Толчок всё менял. Всё рушил. Система незримых, но ощутимых правил после него исчезала.
А я не готов был к её исчезновению.
Пока не готов. Сегодня ещё не готов.
Поэтому я, обиженно сопя, швырнул куртку на пол и потопал в свою комнату.
А батя стоял и смотрел на брошенную мной куртку у своих ног. И я чуял, что напряжение его не покидало.
Я шёл в комнату, а перед глазами стояла цепочка огней. Россыпь лампочек. Ночная иллюминация кинотеатра, куда я так и не попал. Похожая на далёкие мерцающие огоньки, которые я видел сейчас.
Все события вершились сейчас в Осеннем Углу. Ничего не оставалось, как следовать туда и попытаться разобраться, что же произошло, и как теперь нам обустроить лагерную жизнь дальше. Миссия героя-одиночки мне не подходила. Я не чувствовал себя победителем, от одного вида которого шарахаются прочь враги и обстоятельства. А вот побыть удачливым разведчиком можно.
Зарывшись в траву, я пополз навстречу неизвестности. Пяти секунд хватило, чтобы разведчиком-пластуном мне быть расхотелось. Слишком медленно сокращалось расстояние. Слишком сырой была земля, а трава неласковой и холодной. Меня спасла полоса кустов, тянущихся пунктиром к тому участку, где две линии забора начинали вытягиваться в едином направлении, чтобы потом оборваться запертыми воротами. Замерев в последнем кусте, я принялся оглядывать территорию, насколько позволяла мгла.
Первое, что меня поразило, -- открытые ворота.
Можно было вывинтиться из укрытия и со всех скоростей ломануться в запретные пределы. Но лучше было убежище не покидать, пока что-нибудь не прояснится.
Я таращился из кустов, пока не сообразил, что здесь проложена дорога.
Невидимую дорогу отграничили высоченными оглоблями, верхушки которых были обмотаны пылающими клубками. Из яркого мечущегося во все стороны огня ветер вырывал чёрные листья копоти. Огненные столбы пронизывали Осенний угол до самых ворот. Их пламя уменьшалось вдали, превращаясь в искорки. Потом шла тьма. И в ней, далеко-далеко, пылал ещё один огонёк.
В голове зачем-то пульсировало определение из учебника: "Биссектрисой треугольника называется отрезок, соединяющий вершину с точкой на противолежащей стороне этого треугольника". Где-то там, в ночном лесу, пряталась эта загадочная точка.