Однако Цезарю, хоть и не без труда, все-таки удалось вдохнуть в командный состав своих войск новый ратный дух. Один из легионов даже просил у своего военачальника прощения за проявленное перед лицом варварской угрозы постыдное малодушие. Сложнее было Гаю Юлию вести словесный поединок с преисполненным гордыни и самоуверенности «дерзким варваром» Ариовистом, владевшим галльским (кельтским) и латинским языком не хуже, чем своим родным германским – свебским. К тому же свебский царь считал себя правым в споре, указывая Цезарю, что германцы покорили Северную Галлию на тех же основаниях, что римляне – Галлию Южную. Но он, Ариовист, хоть и пришедший в Галлию первым, великодушно обещал не вмешиваться в дела Южной Галлии, если римляне, пришедшие вторыми, откажутся от вмешательства в дела Галлии Северной. Ибо он, царь свебов, в своем праве. Он действует по обычаю войны и ведет честную игру, римлян же – при всем уважении – никто не просил брать на себя роль арбитров. Этим аргументам Цезарь смог противопоставить только силу оружия.
Хотя Ариовист в своем полном достоинства ответе Цезарю подчеркивал, что рассматривает Северную Галлию как свою провинцию, т. е., по-латыни, «завоеванную (область)», германские племена сражались не как хозяева этой земли против непрошеных гостей. Нет, они шли в бой как странствующие народы, с семьями, скотом, повозками, со всем своим добром. Нам известно, что подчиненные Ариовистом галлы-секваны были вынуждены уступить свебам обширные территории, что через Рен переправлялось все больше германцев, для расселения которых требовались все новые земли. Тем не менее из описания ситуации Цезарем в его «Записках» явствует, что германцы были твердо намерены, в случае своего поражения, не подчиниться победоносным римлянам, подобно другим оседлым народам, но уйти обратно за Рен.
«Все свое войско они (германцы свебского царя Ариовиста. – Примеч. авт.) окружили повозками и телегами (построив так называемый вагенбург, именуемый римлянами «карраго». – Примеч. авт.), чтобы не оставалось никакой надежды на бегство. На них они посадили женщин, которые простирали руки к уходившим в бой и со слезами молили их не предавать их в рабство римлянам.
Цезарь назначил командирами отдельных легионов легатов и квестора (одного из помощников консула. – Примеч. авт.), чтобы каждый солдат имел в их лице свидетелей своей храбрости, а сам начал сражение на правом фланге, так как заметил, что именно здесь неприятели всего слабее. Наши по данному сигналу атаковали врага с таким пылом и со своей стороны враги так внезапно и быстро бросились вперед, что ни те, ни другие не успели пустить друг в друга копий. Отбросив их, обнажили мечи, и начался рукопашный бой. Но германцы, по своему обыкновению, быстро выстроились фалангой (тесно сомкнутым боевым порядком. – Примеч. авт.) и приняли направленные на них римские мечи. Из наших солдат оказалось немало таких, которые бросались на фалангу, руками оттягивали щиты и наносили сверху раны врагам. В то время как левый фланг неприятелей был разбит и обращен в бегство, их правый фланг своим численным превосходством сильно теснил наших. Это заметил начальник конницы (лат. магистр эквитум. – Примеч. авт.) молодой П(ублий. – В.А.) Красс (сын римского богача и полководца Марка Красса, прославившегося своей победой над вождем восставших рабов Спартаком. – Примеч. авт.), который был менее занят, чем находившиеся в бою, и двинул в подкрепление нашему теснимому флангу третью (резервную) линию. <…>. Благодаря этому сражение возобновилось. Все враги обратились в бегство и прекратили его только тогда, когда достигли реки Рейна приблизительно в пятидесяти милях отсюда».