Выслушав Вангола, Пучинский молчал, подставив под подбородок обе ладони, и, вращая глазами, чуть-чуть покачивал головой. Весь его вид говорил о том, что он пытается, но не может поверить в реальность услышанного.
— Вангол, мы не понимаем, как это может быть. Мы видели, как ловко ты стреляешь и двигаешься, но это недоступно и невозможно…
Вангол прервал говорившую Мыскову:
— Я вижу, слышу и чувствую всё, что недоступно обычному человеку. Я не знаю, как это объяснить, единственное объяснение, это — дар духов тайги. Более того, я знаю, о чём вы думаете сейчас. Если мне это нужно, я могу узнать, о чём думает сейчас спящий в палатке ваш товарищ Новиков.
— Невероятно. — Пучинский поднял руки над головой. — Ну о чём, например, я думаю сейчас?
— Сейчас о том, правда ли то, что я сказал, но минуту назад вы думали совсем о другом, Семён Моисеевич. Вы очень трепетно думали о том месте, в которое впился…
— Стоп, стоп, стоп!.. Всё, не надо, я верю, я вам верю, Вангол.
Мыскова, сначала ничего не понявшая, вдруг взорвалась смехом, и этот смех перекинулся на всех. Несколько минут хохотали и Вангол, и Пучинский. Мыскова обоими кулаками небольно стучала по спине укрывающегося от неё Семёна Моисеевича.
Успокоившись, они вновь с серьёзным видом повернулись к улыбавшемуся Ванголу.
— Мне как-то не по себе, — сказала Мыскова. — Вы прямо как колдун из мира фантазий, всё знаете. Вангол, что нам теперь делать? Если честно, то мне даже страшновато. — С этими словами она слегка прижалась к Пучинскому, как бы ища защиты.
— Не бойтесь, к сожалению, знать всё невозможно, я не причиню вам никакого вреда. Но если у вас ещё будут ко мне вопросы, я отвечу на них послезавтра. Почему послезавтра? — Ловя мысленно зарождающиеся в их головах вопросы, Вангол продолжил: — Послезавтра мы остановимся в Долине смерти, оттуда два дня пути до Удогана, которые вы пройдёте уже без нас. На сегодня всё, спокойной ночи. Кстати, вам давно пора спать в одной палатке, вы же любите друг друга. Это я знаю наверняка. Не теряйте драгоценное время.
С этими словами Вангол встал и пошёл к себе в чум, оставив у костра изумлённых, несколько озадаченных и смущённых начальника экспедиции и его зама по науке.
Утром следующего дня проснувшийся первым геолог Новиков с удивлением увидел, что палатка Мысковой, стоявшая рядом с его палаткой, пуста. И когда из палатки Пучинского вылезла Нина Фёдоровна, а следом из-за полога показалась счастливая физиономия Семёна Моисеевича, Новиков всё понял.
— Наконец-то, поздравляю от всей души! — Новиков похлопал по плечу Пучинского и хотел поцеловать Мыскову, но та, выскользнув из его расставленных рук, со смехом убежала к ручью.
— С добрым утром, земля! — заорал, подняв к небу руки, Семён Пучинский. — Боже, до чего же хорошо здесь.
Вангол и Тинга, наблюдавшие за этой сценой, переглянулись и улыбнулись друг другу. Они всё меньше говорили между собой, понимая друг друга без слов. Слова не могли передать то богатство чувств и впечатлений, которые они испытывали и делили между собой взглядом и огромным потоком энергии, окружавшим и связывающим их.
Третьи сутки вожак вёл стаю по следу небольшого каравана людей. Вёл осторожно, не выдавая себя. Он среди людских запахов и конского пота почувствовал знакомый ему с давних пор запах охотника, погубившего когда-то его стаю. Этот запах был ему ненавистен. Он помнил его, но пока не встречал на своей территории, и вот теперь этот враг вторгся в его владения. Сейчас его стая была уже сильна. Молодые двухгодовалые волки шли след в след с вожаком, слушаясь его беспрекословно. Это был его приплод от тех молодых волчиц, что он тогда вывел из западни. Весна для волков выдалась сытная, рано появившаяся мошка обеспечила стаю сравнительно лёгкой добычей. Косули не могли долго бежать от волчьей погони, мошка забивала их ноздри, и они теряли не только обоняние, но и выносливость. Стая была сытой и шла за вожаком, не требуя отдыха. Этой ночью вожак решил побеспокоить людей. Подойдя к лагерю с подветренной стороны, волки подползли очень близко к пасущимся коням. Лошади были стреножены, и один бросок стаи мог оставить караван без лошадей. Но что-то в последнюю минуту остановило вожака. Недоброе предчувствие заставило его дать команду стае уходить.
Волки ушли, а сидевшие в засаде Вангол и Тинга с сожалением вынуждены были возвращаться в лагерь.
«Что-то я сделал не так», — думал Вангол. Что? Почему стая ушла, не напав на лошадей? Неужели их учуяли? Не может быть. Здесь что-то другое.