Орфей покачал головой и присел напротив Люции. Отыскал в струящемся безобразии (у которого от платья — одно название) вход и выход и нахлобучил ей на голову.
— Давай, моя хорошая. Ещё немного, — ласково приговаривал он, вдевая безвольные руки в лямки. Поправил чёрные ещё влажные локоны, нежно погладил обнажённое бедро в смелом разрезе юбки. — Напомни-ка, Сесиль, зачем мы это делаем?
— Чтоб порадовать Леона, — в голосе послышалась коварная ухмылка. — Он так расстроился из-за турнира! Так поник! Да и какой праздник без почётной гостьи?
— Издеваешься, — понимающе усмехнулся братец и принял игру: — Голая Люция порадовала бы его больше.
И придирчиво осмотрел откровенный хитон.
— Фу, какая пошлость! — гнусаво протянула химера. — Ничего-то ты не понимаешь в эстетике. Какая наука в раздетой бабе? Голая баба — подарок без обёртки: приятно, но не цепляет. Гораздо интереснее разворачивать обёртку, ведь всегда будоражит неизвестность. «Что за конфетка в этом фантике?», «Что прячут в этой пестрой коробке?», «Что подарили мне родители на этот Самайн[1]?». Да и у нас сегодня костюмированная ассамблея!
Орфей зафыркал и, когда сестрица отпустила, приобнял Люцию за плечи, запустил пальцы в мягкие кудри и втянул воздух у виска.
Сердце Люции заполошно билось от непривычной и неприличной близости красивого мужчины. Даже туман в голове отошёл на второй план, зато касания кожи к коже стали какими-то болезненно-острыми, обжигающими.
Невыносимыми.
— Она пахнет почти как Далеон, — пробормотал химер, и… горячий язык коснулся щеки, затем — лёгкий поцелуй. Какие мягкие губы.
Дыхание сперло.
— Они пользуются одними средствами, — беспечно обронила Сесиль.
«Всё, меняю мыло» — подумала Люц, невольно принюхиваясь. Но почуяла лишь густой запах сырого сада.
Лэра плеснула вина из бутылки в единственный кубок и звучно отхлебнула.
— Какая гадость! — поморщилась и ещё отпила. — А в этом что-то есть. Пикантные нотки мёда и ягод… Надо и Леона угостить нашей бурдой! Так о чём я? Ах да! Наш принц не заморачивается с банными штучками — пользует, что дают. Мне Меридия жаловалась на его «приземлённость». Когда приезжают торговцы он просто оставляет выбор за нянькой, этой… Изабель. Ну, она и берет ему то же, что и дочери. Ничего ж не смыслит — простая смертная.
«Не буду ничего менять, — раздражённо решила Люция. — У Изы отличный вкус и меня устраивает!».
Видно, и принц оценил, раз ей доверяет, а вот его придворные — зажрались.
— Если ему всё равно, — начал Орфей, поглаживая её затылок, — Меридия могла бы подарить ему что угодно.
— Она дарила, — притворно вздохнула Сесиль. — Он не пользовался и сбагривал слугам.
— Н-даа.
Подул холодный ветер, Люц покрылась колючими мурашками, вся сжалась в комок и невольно притиснулась к тёплой груди террина. Он обнял её крепче, кажется, тоже не осознанно.
— Замёрзла? — заметил Орфей. Какие у него тёплые ладони…
— Д-д-да, — простучала зубами Люц.
Сесиль зловеще оскалилась.
— Сейчас станет жарко, — и протянула кубок брату.
Он с нежной улыбкой сгрёб со спины девушки волосы и перекинул вперёд, на полуголую грудь. Взгляд задержался в ложбинке и вернулся к сапфировым испуганным очам.
— Выпей, малышка, полегчает, — приставил к губам тлетворный напиток.
Люц не хотела пить, не собиралась и под страхом пыток, и лэр напоил её силой… через поцелуй:
Орфей глотнул вина и приник к её устам.
Он целовал упоительно, раскованно и жарко и, казалось, совершенно не стеснялся своей сестры, стоящей над душой и кусающей губы, дабы сдерживать злорадную ухмылку.
Голова закружилась, веки закрылись, тело запылало от умелой ласки сильных пальцев, что сжимали талию, скользили по спине и очерчивали ореолы груди. А стыд… стыд вместе с сопротивлением куда-то испарились под напором жадных губ и верткого языка.
Мучительно. Мучительно сладко.
Сознание заволокло какой-то багровой туманной пеленой и пьяным безразличием.
Быть может, дело в вине? Да, только в вине. В терринском, зачарованном вине. Этом проклятом вине, а не в мужчине. Потому что так будет лучше. Лучше…
Он отстранился от неё и лукаво усмехнулся, видя, как заполошно вздымается её грудь под лёгкой, ненадёжной накидкой, где больше прорезей, чем ткани; как раскраснелись щёки, а синие глаза покрылись поволокой.
Люция нахмурилась, пытаясь собрать себя по кусочкам.
— На! — Сесиль сунула ей в рот пару зелёных ягод, и хитро сощурилась. — Закуси.