Заохав, Люц приподнялась на руках и глянула на принца жалостливо, закусив губки. Он понимающе усмехнулся и покачал головой:
— Сама, Бабочка. Давай. Я не стану помогать тебе чарами.
Она притворно-тяжко вздохнула и с робкой улыбкой наконец подползла к нему.
— Какая ты оказывается хитрая, — белозубо улыбнулся он, сверкая острыми клычками.
— Другой быть в замке нельзя, — проворковала она чистую правду и оперлась пальчиками на край ложа меж его бёдер.
Принц сглотнул и толкнул свою руку ей под нос. На его скулах проступил непривычный румянец.
— Она это запомнит? — тихо спросил Орфей, незнамо у кого.
Люц хотелось прижаться щекой к длани шестого, зажмуриться и замурчать.
— Если только кто-то не наложит чары забвения, — ответила Сесиль и с подозрением покосилась на Далеона. — Как в прошлый раз.
— О-оо, нет, — насмешливо протянул принц. — На этот раз никто не подарит ей такой милости.
И это прозвучало жёстко, приказом.
Он удерживал руку на весу с бесконечным терпением, но Люция не решалась что-либо сделать.
— Ну же, — слащаво подбодрила Меридия и подпихнула её ногой под зад. — Поприветствуй нашего принца, как подобает жалкой смертной.
Люция в совершенстве владела этикетом — впрочем, как и другими придворными науками — и понимала, что принцесса имела в виду вовсе не реверансы и книксены. Их недостаточно, чтоб восхвалить Далеона.
Амфибия требовала исполнить старую, древнюю и отчасти ритуальную традицию полного признания власти владыки над собой.
Но как она ничтожная полукровка смеет коснуться него?
— Смелее, — поддакнула Сесиль, и Двор Мечей затаил дыхание в алчном предвкушении.
Люция не стала их расстраивать.
Глядя в пылающие синевой глаза, она осторожно взяла сухую и тёплую ладонь и с трепетом поцеловала кончики длинных пальцев.
Принц выдохнул с рыком сквозь сжатые зубы, словно касание причинило ему невыносимую муку.
Но руки не отнял, значит, Люц всё делает верно?
Желая удостовериться, она прикрыла веки и начала увлечённо целовать каждую его костяшку, каждое колечко, что обжигало уста холодом драгоценного камня. Ей нравились непривычные ощущения: шершавая кожа под губами, её солоноватый привкус, едва уловимый запах мяты и ягод.
Неловкая тишина повисла между придворными в саду, только пронзительно-печальная мелодия играла из шкатулки, да ветер шумел в листве.
Террины наблюдали за действом и странно переглядывались, весело уж никому не было.
— Люц… — глухо позвал Далеон и запустил свободные пальцы в её кудри. Слегка сжал у корней и отстранил от себя.
С ним что-то неладное творилось. Лицо напряжённое, по скулам гуляют желваки, а в очах стыд и дикое…
Он накрыл её глаза ладонью и глубоко вдохнул.
— А что же все приуныли? — внезапно бодро и насмешливо спросил друзей. — Мой старший брат вернулся с нуднейшей службы, а мы не празднуем? Орфей, ну-ка заведи шарманку повеселее. Сесиль, налей всем вина. Меридия, иди ко мне!
Придворные засуетились.
Орфей подошёл к шкатулке и начал колдовать над ней. Сесиль взяла с ажурного столика две бутылки разных цветов и щедро плеснула из одной и другой во все имеющиеся кубки. Меридия юркой змейкой нырнула к шестому под бочок, и принялась самозабвенно водить пальчиком по его торсу и хаотично целовать в обнажённую грудь, шею, крепкий подбородок, расстёгивать пуговицы.
Зрения Люцию больше никто не лишал.
Губы нашли губы. Меридия пылко, со всем усердием и очевидной любовью отвечала на поцелуй, а Далеон…
Далеон не сводил глаз с Люции.
И она, не мигая, глядела в ответ. Между ними будто протянулась смутная, ещё неоформленная толком связь. Но уже с пугающей неотвратимостью нависла над ними страхом потери, разрывом этого контакта взглядов и душ, коль хоть один отвернётся.
Люция смотрела на него, и незнакомые сильные эмоции поднимались в ней, распирали грудь, сжимали горло.
Она захлёбывалась, тонула в едком тумане щемяще-сладких, мучительных чувств. А когда принц начал ощутимо массировать её затылок, сжимая волосы до бликов боли перед глазами, Люц, казалось, вовсе сошла с ума.
Грудь ходила ходуном от поверхностного дыхания, пульс грохотал в ушах, перекрывая бойкий ритм волынок и флейт, внизу живота кипела кровь. Невыносимо. Внутри, как в кратере, бурлила, готовилась взорваться и выплеснуться наружу лава, всё сжигающая и воспламеняющая.
Эта эмоциональность пугала Люцию. Она никогда такой не была и просто не знала, что с ней творится, как всё прекратить. Ей хотелось толи прижаться к принцу сильнее, толи отпрянуть и сбежать.