Она не знала, сколько длилась её агония, просто в какой-то момент осознала, что лежит без сил и смотрит на обугленные, изуродованные тела под слоем копоти и инея. Внутри — тянущая пустота, на языке — привкус соли и пепла.
С неба сыплет снег.
Люц умерла в тот день. Вместе со всеми.
И, размышляя над случившимся с кланом, возродилась вновь, с новой целью в жизни.
Она вспомнила внушительного, пугающего террина с белыми волосами и жуткими алыми глазами. Вспомнила его предложение матушке и всему племени. Её отказ, его мрачное предостережение.
И зверская гримаса исказила детское лицо. Яростная, лютая ненависть и злоба вспыхнули в мёртвой душе от осознания: мужчина выполнил угрозу. Пришел со своей армией. Убил всех. Стариков, женщин и детей.
Истребил весь клан.
Сила напитала жилы, магия заструилась по венам, воздух вокруг Люции затрещал от напряжения.
Она впервые ощущала в себе такую мощь, впервые почувствовала, что наследие терринов в ней есть. И, на удивление, знала, что делать сейчас.
Словно сами Древние Духи направляли её в тот момент.
Дрожащей рукой Люция сорвала с воротника тулупа фибулу, откинула ткань, чтоб добраться до обнаженной кожи.
Холод укусил грудь, Люц стиснула зубы. Пальцы легли над сердцем, источая голубоватый свет, и прочертили под ключицей крестик. Он горел звездой и пульсировал, как живой.
— Клянусь, — дрожа от ярости и полыхая синими очами, процедила Люция. — Я отомщу за вас Магнусу Ванитасу!
Крест ослепительно вспыхнул, принимая клятву, и впитался в кожу, кости, магию.
Остаток дня Люция потратила на то, чтоб завершить дело убийц и сжечь тела товарищей. С силу своих крохотных возможностей она не могла подарить им достойное погребение в земле. Только общий костер, в общей могиле.
Оставить их как есть Люц тоже не могла, даже мысли не допускала: звери сбегутся со всего леса на запах гниения и устроят пир, окончательно осквернив останки фарси и память о них.
Только на рассвете, когда костёр в котловане прогорел, оставив после себя лишь тлеющие угли, она собрала в наплечную сумку, всё полезное, что смогла найти на разграбленных развалинах: закоптелый кинжал, плотная ткань, мелкие монеты, кое-какие уцелевшие припасы, мамино колечко (повязала на шею, на пеньковую верёвку) — и отправилась в путь.
Ни разу не обернувшись.
Странствие её было долгим и тернистым, пролегало по звериным тропам, потому что на главных дорогах обитали разбойники, и по мелким деревням.
С людьми Люция старалась знаться по минимуму: только на рынках при покупке еды или обмене ценностей на деньги.
Она ведала из рассказов товарищей — существа бывают разными и не все из них добрые.
Тем более, в ней могли узнать полукровку и навредить — всё же внешность приметная и яркая, а полукровок не жалуют ни террины, ни уж тем более люди.
Её могли поймать и продать в рабство. Что может необученный магии девятилетний ребёнок противопоставить жадности и гневу взрослых? Ничего.
Вот она и не нарывалась, старалась быть тихой и юркой как мышка.
Люц также опасалась, что Магнус может знать о ней, и попытается убить, довершить истребление, ведь в начале пути она пыталась исподтишка выспросить торговцев и трактирщиков о фарси: не проходили ли они мимо, не засветились ли где своими ярмарками и представлениями?
Она хотела присоединиться к ним, предупредить о деймоне и, возможно, найти союзников в своей мести. Но слухи, что доходили до неё, не радовали:
Магнус Ванитас всем встречным фарси (да и не только им) предлагал присоединиться к его войску, получал неизменный отказ и безжалостно уничтожал всех в племени.
Через полгода скитаний, в таверне возле торгового тракта, она услыхала, что Король Севера разбил звероморфов и их союзников и объединил все королевства под своей эгидой.
Стал Императором всего мира.
И вернулся с победой на родину.
Так Люция поняла, что двигаться ей предстоит на Север, в столицу империи — Полярис, в бывшее королевство Ригель.
И, раздобыв карту, пошла.
Больше не уповала на фарси и взрослых — глупо и бессмысленно. Все мертвы. А если кто и выжил — скрываются, как пить дать.
Магнус Ванитас постарался на славу…
Люция путешествовала два года. Без страха, без оценки происходящего, без какого-то далеко идущего плана «великой мести».
Сейчас, оглядываясь назад, она понимает, как сильно рисковала и неразумно поступала. Только юношеский максимализм и врождённое ослиное упрямство довели её до имперского замка.
Если бы тогда она начала мыслить критически — не добилась того, что имеет. Струсила и сдалась бы ещё в самом начале.