Именно с этой мыслью, несмотря на то, что лэндра сейчас спешила залечить ее раны, физическое и умственное напряжение боя настигло ее.
Неспособная оставаться на ногах ни мгновения дольше, ее колени подогнулись, и Алекс упала в объятия Кайдена, когда, наконец, — и неизбежно — проиграла свою битву за то, чтобы оставаться в сознании.
***
— Похоже, что в твоем мире ты так же драматична, как и в нашем.
Алекс потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя и осмыслить слова, тем более что только из-за них она больше не спала. Но как только она осознала — или, скорее, кто их произнес — глаза Алекс резко открылись, и девушка села с тихим вздохом, обнаружив Зайлин сидящей на краю кровати.
— Твой врач хотел, чтобы ты находилась под его присмотром, но в его медицинском учреждении было так много других, которым нужны были кровати, что он уступил, позволив тебе проснуться в твоей собственной комнате, — сказала Зайлин, оглядывая общежитие с явным отвращением, вероятно, из-за отсутствия золота, покрывающего что-либо… или все.
— Что такое… — Алекс попыталась заговорить, но обнаружила, что в горле у нее слишком пересохло, чтобы произносить слова.
Зайлин предложила ей фляжку с жидкостью, и Алекс выпила ее без вопросов, с облегчением обнаружив внутри еще больше согретой лэндры, цветок мгновенно помог ей прийти в себя.
Взглянув вниз на свое теперь одетое в пижаму тело, Алекс не увидела никаких следов ран, которые она получила в бою с Эйвеном, за исключением глубокого шрама вдоль ее руки, который отливал серебром. Ее новая — и, надеясь, последняя — отметина от Заявления прав никогда не исчезнет, как и шрамы, которые были у нее на ладони. Это навсегда останется напоминанием о том, с чем она столкнулась, о том, что она сделала. И она не хотела бы, чтобы это было по-другому.
Снова попытавшись заговорить, Алекс перевела взгляд со своего шрама обратно на Зайлин и спросила:
— Что ты здесь делаешь? Саэфии…
— Насколько я понимаю, ты доказала, что достойна нашей помощи, — прервала его Зайлин.
Прежде чем Алекс успела спросить, что императрица думает о группе отступников бессмертных, Зайлин сказала:
— Тебе нужно перестать валяться в постели и одеться. Много людей хотят тебя видеть.
Алекс подняла брови. Валяться в постели? Действительно?
«Напомни мне, почему я благодарна, что Зайлин пришла помочь?» — позвала она Ксиру, когда Тиа Аурас засуетилась по комнате и начала рыться в гардеробе Алекс, все еще находясь в режиме помощницы, несмотря на то, что находилась в другом мире.
«Как насчет того, что без участия императрицы ты бы умерла?» — вернулся Ксира, в его тоне сквозило веселье. — «И все остальные после тебя?»
Пораженная Алекс сказала:
«Значит, Саэфии все-таки решила прийти?» Это, безусловно, послужило бы причиной для своевременного перехвата Зайлин. Но императрица была настолько против союза с Медорой, что Алекс с трудом могла понять, почему она передумала.
«Саэфии?» — спросил Ксира. — «Какое она имеет ко всему этому отношение?»
В голове Алекс зазвенели тревожные колокольчики.
«Ты сказал, что императрица здесь».
«Так и есть», — ответил Ксира в замешательстве. — «Она спасла тебе жизнь, когда Эйвен собирался убить тебя».
Сердце забилось быстрее, Алекс произнесла:
«Это была не Саэфии… это была Зайлин».
«Я никогда не говорил, что это была Саэфии», — ответил Ксира, его тон стал еще более озадаченным. — «Я сказал, что это была императрица».
Тело Алекс замерло, когда она увидела, что Зайлин все еще роется в ее одежде, бормоча на языке Тиа Аурас о плачевном качестве ткани.
— Ты, должно быть, шутишь, — сказала Алекс вслух, ее тона было достаточно, чтобы привлечь внимание Зайлин. Когда серебристые глаза Тиа Аурас встретились с ее собственными, Алекс спросила: — Ты серьезно разыгрывала меня как Д.К.?
Как будто обеспокоенная психическим здоровьем Алекс, Зайлин медленно спросила:
— Я должна знать, что это значит?
— Саэфии не посылала тебя сюда, не так ли? — спросила Алекс, ее голос был твердым, но дрогнул.
Лицо Зайлин вспыхнуло от эмоций, когда она поняла, о чем на самом деле спрашивала Алекс. И прошептала:
— Нет. Не посылала. — Она отвела взгляд, между ними повисло тяжелое молчание, пока она не продолжила так же тихо: — Я не могла с чистой совестью просить мой народ сражаться в войне, через которую они уже прошли, но были те, кто добровольно решил прийти и сражаться на твоей стороне. Включая меня.