– Опасно это! – воскликнул Нершапух. – Не можем мы дать бой в сердце страны! Бой надо дать на границе…
Вардана тронула эта непосредственность старого воина. Он смягчился.
– Государи, сама судьба навязывает нам эту войну. Необходимо объявить в опасности всю страну Армянскую, призвать на войну против тирании персов весь народ! Часть его – увы! – погибнет, но, погибнув, спасет страну…
Не отводя глаз от Вардана, все молча внимали его беспощадной правде.
– Но какой ужас!.. – хватаясь за голову, говорил Нершапух. – Подступает такое страшное бедствие, и оказывается, что не может принести спасения никто, кроме простолюдина!
– Только на пего надежда, на простой народ. И он вышел уже в бой против тирана! – твердо говорил Вардан. – И мы тоже должны принять участие в этой войне простолюдина! На него вся наша надежда, хотим мы этого или не хотим. Государи, иного выхода нет: я должен двигаться к границе. Если я останусь один, то лучше, чтобы это случилось на границе. Оттуда я смогу с боями отходить, выматывать силы врага. Если же я останусь один здесь, я сам буду разгромлен. Повторяю, иного выхода нет, я должен выступить!
Тяжело было согласиться с этим, но ничего другого не оставалось.
– Да, простой народ!.. Иной надежды не остается! – вздохнул Аршавир.
Зловещим ощущением одиночества повеяло от этих слов. Страшная правда раскрылась перед нахарарами во всей своей наготе, когда они поняли, что могут рассчитывать лишь на простой народ. И, подгоняемые слепым страхом смерти и столь же сильным инстинктом самосохранения, они всей душой прильнули к этому своему последнему оплоту.
Аршавир встал и, дождавшись, пока все умолкли, сказал с подчеркнутой торжественностью:
– Обстоятельства вынуждают нас призвать на войну всю страну Армянскую. Призовем же ее, ибо только это спасет нас от окончательного уничтожения!
– Это необходимо! – откликнулся Шмавон. Артак, избегавший выступать не только в торжественных случаях, но и в будничной обстановке, изменил своему обыкновению:
– Война по всей стране Армянской уже объявлена. И объявил ее сам народ! Я так представляю себе мысль Спарапета: кто бы ни пришел нам на помощь, – народная война неминуема…
– Теперь выслушайте меня!.. – сказал Вардан. – Что бы ни делал наш народ, какие силы он бы ни собрал, к чьей помощи ни обратился бы, он вступает в неравный, до ужаса неравный бой! Отступать он не может, некуда ему отступать. Он вынужден принять эту навязанную войну и должен бороться до последнего… Сила армянского народа – в воинах, добровольно давших обет, это страшная сила людей, решившихся бороться до конца. Сопротивление насмерть! Сопротивление в бою и во время отхода, и в поле и дома, – сопротивление, не знающее предела и пощады! Изматывать, утомлять, подтачивать силы врага по всей стране Армянской!
– Лишь в этом спасение…
– Правда истинная! – послышались голоса нахараров.
У всех просветлели лица, все с облегчением взглянули друг на друга и каждый впервые увидел в другом товарища, родного человека…
– Хорошо! – заявил, вставая с места, и Нершапух. -Хорошо! Пусть будет так! Моя совесть чиста. Я соглашаюсь со Спарапетом. Чувствую, мы погибнем… Но и я воин. Пришла война – значит, нужно воевать! Я не из тех, кто бежит и укрывается! Да будет ваша воля! Жизни мне не жаль – отдаю ее вам, отчизне нашей!
– Будем воевать! – вспыхнув, прервал его Артак. – Не бараны же мы, чтобы безропотно идти мяснику под нож.
– Истинная правда! – уже дружнее откликнулись нахарары.
Грозная опасность, ставшая еще более ощутимой и страшной после выступления Вардана, внушала страх, но одновременно породила и новое, непонятное, неожиданное воодушевление, страстное желание добиться победы во что бы то ни стало. Вынудив всех взглянуть смерти прямо в глаза, Вардан как бы заставил их свыкнуться с мыслью о ней, и смерть стала меньше пугать их, они стали считать, что ее можно укротить.
Словно тяжкое бремя свалилось у вгех с души, кончились неопределенность, нерешительность, сомнения Прояснилась атмосфера. Нахарары ожили.
– Государи! – с воодушевлением воскликнул Татул. – Пусть наш сегодняшний жаркий спор будет началом нашего примирения! Будем дружны и единодушны, чтобы выжить. А если предстоит нам смерть, – умрем!
– А если мы и не выживем, – будут жить после нас другие поколения! – дополнил Хорен.
– Будет жить страна родная! – подхватил Шмавон.
Развязались языки у всех. Заговорили молчальники, сомневавшиеся, предававшиеся отчаянию: они как бы вновь вернулись к жизни.
Улыбался даже Нершапух. Он молча встал, подошел к Вардану и, схватив его руку, крепко ее потряс.
– Не знаю, раздавим ли мы арийскую державу, но знаю одно: я готов умереть за наше дело. Будь здоров, Спарапет! Сказал свое слово и Татул:
– Государи, слишком много занимались мы предателями, позволяли им ослаблять нас междоусобицами л грязнить наши души… Хватит! Покончим с этим, надо действовать!
– Да, дорого обошелся нам внутренний враг, дорого! – вздохнул католикос.
– Итак, решаем! – несколько торжественно и взволнованно произнес Вардан. – Объявляем отечественную войну!
– Быть по сему! – в один голос подтвердили нахарары и священники.
– Тогда идем к народу и войску. Объявим всем! – предложил Вардан, вставая.
Нахарары последовали за ним.
Когда все они покинули дворец и пешком прошли по улицам, народ и духовенство повалили за ними гурьбой.
– Исповедуйтесь!.. Молитесь!.. – исступленно, усиливая тревогу, выкрикивали бродившие среди войска и населения монахи.
Народ все прибывал, все чаще слышались воинственные выкрики, заглушавшие причитания монахов. Над этим смутным гулом поднялся голос Егишэ:
– Народ армянский, встань на защиту свободы родной страны! Иначе ждет тебя ярмо рабства!.. Поднимись против тирана!..
Как только нахарары появились в лагере, со всех сторон начали к ним стекаться народ и войска.
– Да будет вам ведомо, что персидское войско уже показалось на границе и приближается, – громко заговорил Вардан. – Вскоре мы должны будем выступить против персов. Готовьтесь!
Тысячи глаз были устремлены на Вардана. Толпа словно окаменела. Война становилась реальностью.
– Войско пойдет в обычном походном порядке! – продолжал Вардан. – Но пусть знают все те, кто решил сражаться во имя отчизны, что они должны подчиняться самой строгой воинской дисциплине. Соблюдайте порядок и строй!
Строгий приказ Вардана, по-видимому, кое-кого напугал и среди воинов народного ополчения. Но из рядов спокойно выступил Аракэл.
– Это будет война за родную страну, и мы дали обет собой пожертвовать, но страну спасти. Видишь, Спарапет, враг сам нашу руку поднял. Выходит так, что бремя войны опять ложится на простой народ. У князей и священников дыхания не хватит, а здесь выдержит тот, у кого дыхание долгое. А врагу мы дышать не дадим. Мы жизни не пожалеем, а страну спасем! С тем и идем, чтобы победить его. Это уж знай твердо, наверняка!
– Истинно! – послышались голоса из народа.
– Истинно! Идем, чтобы победить! – воскликнул радостно Вардан. – Поднимем всю страну Армянскую, поведем ее на отечественную войну!
– Верно! Правильно! Верно! – откликались со всех сторон.
– Так тому и быть, как ты сказал, Спарапет. Вот тебе только еще одно слово: пусть не предадут нас князья, не надругаются над кровью нашей! Не то – слушай слово вокна родины – не пощадим мы предателя и изменника! Сотрем, уничтожим, как было решено!
– Так решили мы все! – с гневом оборвал его Вардан.
– Ну, раз все решили, пусть все и знают! Нершапух помрачнел даже больше, чем во время спора с Варданом. Его передергивало.