– Ищете битвы и найти не можете? Если так уж сильно чешутся у вас руки, то знайте: найдется дело! И скоро!
Опустив головы, воины молчали. Вардан, сдерживая улыбку, обернулся к раненому:
– Если ранен, значит и виновен, приятель! Что сказать тебе еще? Иди. Свое наказание ты уже получил. Раненый тяжело вздохнул.
– Постой, да ты не Манук ли?
– Манук, Манук, государь! – в один голос подтвердили сепухи и воины.
– Это ты отвел меч, занесенный на меня кушаном?..
– Он, он самый, государь! – подтвердили сепухи.
Вардан с доброй улыбкой глядел на воина: во время войны персов с кушанами Манук спас жизнь Спарапету, неожиданно окруженному врагами во время одной из схваток. Сейчас, весь красный и готовый провалиться сквозь землю от стыда, Манук только молча, с жалким видом оглядывался по сторонам.
– Если можешь идти один, ступай, – пусть тебе перевяжут Руку.
Манук повернулся, бормоча еле слышно:
– Рану того, кто меня сегодня ранил, перевязывать уже не придется!
Вардан, рассмеявшись, опустил руку ему на плечо, ласково потрепал и слегка подтолкнул, как бы давая ему понять, что надо уйти.
Манук удалялся, все ускоряя шаг.
– Бесценный боец! – шепнул как бы самому себе Вардан.
Здесь, среди воинов, в кругу этих беззаботных и удалых юношей, Спарапет на миг забыл гнетущую его заботу. Он был рад, что попал сюда. Да, в них, в этих юношах, – и сила, и надежда, и жизнь, и радость! Старый полководец, проведший всю жизнь в седле, под открытым небом, в дружном кругу соратников, впервые за это утро, после короткого общения с бойцами, почувствовал некоторое облегчение. К нему вернулась надежда, что минет и эта буря, настанут лучшие дни…
Разумеется, как полководец и политик, он ясно представлял себе, какая надвигается буря. Но вера в лучшее, обыкновенная, простая человеческая надежда все же воодушевляла его. Здесь, в кругу молодых бойцов, ему даже казалось, что, быть может, горькая чаша минует его… Но нет, эту чашу ему придется испить до дна, до последней капли! Горькое чувство вновь овладело им, он повернулся к сепухам:
– Вывести по очереди отряды и возобновить занятия!
– Будет исполнено! – отозвались сепухи.
– Приступайте!
Сепухи разошлись. Вардан обратился к нахарарам:
– События развернутся не скоро, но могут нагрянуть внезапно, как потоп. Встряхнитесь, князья, подготовьте ваши полки!
Нахарар Арцруни обернулся к Вардану, пытливо вгляделся в него, словно видя его в первый раз и только теперь догадываясь, в чем дело:
– Государь Мамиконян, ты и впрямь ждешь войны? Вардан изумленно взглянул на него:
– А много ли случалось споров между нами и персами, которые не кончались бы войней?.. Я – Спарапет. Если нагрянет беда, ответ держать – и за вас и за себя – придется мне…
Нахарар Арцруни призадумался, как бы соображая, но прозрение пришло не сразу.
– Ну, первый удар придется принять мне: ведь мой Васпуракан – ворота из Персии. Поэтому я и спросил.., Артак Мокац рассмеялся:
– Удары-то все мы примем. И первый и последний!
Вардан ласково взглянул на красивого юношу и положил руку ему на плечо. Он и ранее очень любил этого находчивого, умного и скромного молодого нахарара. Но в час, когда на отчизну надвигалось новое бедствие, Вардану особенно по душе пришелся этот ответ.
Настроение его поднялось.
– Помоги нам бог! – воскликнул он, с облегчением переводя дух, и, оглядывая широко раскинувшуюся равнину Тарона, тихо добавил:- Жаль, нарушили наш покой…
Равнина Тарона начинала дымиться. Туман подбирал свои лохмотья и, влача их за собой, отходил к западу. Весна уже открывала свой праздник. Сильнее начинало пригревать солнце. Воздух был нежен, чист, сердцу хотелось мечтать, оно гнало прочь мысли о нависшей опасности.
На шелковой лазури неба обозначились стремительно приближающиеся черные стрелы. С кликами «курлы-курлы» они проплыли над головами нахараров.
На вершине заброшенной башни аист уже приводил в порядок свое хозяйство.
Ничто, ничто не предвещало войны…
Нахарары покинули площадь. Но еще долгое время продолжали доноситься издали возгласы молодых бойцов и громкий топот их коней.
Вардан пригласил нахараров вновь вернуться в замок. Немного спустя они все уже сидели за столами в трапезной.
Полуденное солнце лишь слегка смягчало прохладу ранней весны. По горному перевалу ехал вооруженный отряд человек в тридцать, с двумя всадниками во главе. О том, что это персы, можно было догадаться издали по удлиненным, похожим на кувшины, головным уборам, по длинным плоским мечам, которые висели на поясах, туго стягивавших короткие кафтаны. На свинцово-серые морщинистые лица большинства воинов уже наложила свою печать преждевременная старость; белки их глаз пожелтели от болотной лихорадки. Один из ехавших впереди – чернобородый человек лет пятидесяти, плотно закутавшийся в грубо вытканную мешкообразную накидку из верблюжьей шерсти, – сидел съежившись. Второй – еще молодой военный, желтолицый, с наглыми глазами, в глубине которых постоянно играла злая усмешка, – накинул широкий кафтан поверх своих доспехов. Он часто заслонял глаза ладонью, как бы высматривая что-то вдали.
– Говорил: «Прижмешь эти монастыри, да так, Чтоб духу их не осталось», – рассказывал первый всадник. – И, поверишь ли, столько дани, сколько я при этом Деншапухе собрал, и за двадцать лет не выколотишь!
– Море неисчерпаемое, а не страна! – откликнулся военачальник.
– Какое там море?! Ведь мы выжимаем именно так, как повелел Деншапух. А какого моря хватило бы на это? Прежде-то выколачивали только из крестьян. А теперь, когда мы принялись и за монастыри, да и крестьян поприжали, ты погляди только, что получится…
Военачальник хихикнул и, зевнув, пришпорил коня.
– Но ведь это Сюник! Это владения марзпана! Как же это Деншапух не щадит его? – задал он вопрос.
– Если хочешь знать, именно Сюник-то и велел он прижать! Говорил: «Выжги, вытопчи все. Так, мол, повелел Азкерт…» Ну, я и жгу! Мне-то что? Я сборщик дани!
– Угу! – вдруг оживился военачальник, блеснул глазами. – Вот он, монастырь, показался уже! А где же деревня, а?
– Деревня рядом, за утесом.
Впереди показались двое верховых. Они ехали в том же направлении, но не спеша, и персы вскоре догнали их.
На одном невысоком бойком старике с хитрыми, подвижными маленькими глазками была богатая одежда персидского покроя. Его сопровождал простой воин-армянин.
– Ты перс? – задал ему вопрос сборщик дани.
– Немножко, – ответил старик не то в шутку, не то серьезно, с полнейшим спокойствием разглядывая персов.
Сборщик с полуулыбкой ждал, чтоб он объяснил свои слова.
– Много жил в Персии, – докончил старик – Куда едешь?
– К марзпану.
Они довольно долго ехали бок о бок.
– А вы куда направляетесь? – справился старик.
– В монастыри, в деревни… Кто его знает…
– Ага… – пробормотал старик, окинул взглядом весь отряд и многозначительно умолк. Он сообразил, что перед ним один из сборщиков дани, назначенный персидским азарапетом.
Вскоре отряд доехал до обнесенного оградой монастыря. Показалось невдалеке и селение с рассыпанными по склонам горы лачугами.
Два персидских воина подъехали к ограде и принялись колотить в ворота древками копий. Изнутри никто не отзывался. Один из воинов спешился и, подняв с земли камень, принялся бить им в ворота. Но и на этот раз никто не отозвался. Лишь после того, как весь отряд начал ломать ворота, они распахнулись и из них вышел высокий, дородный, бородатый и суровый на вид монах, с нависшими густыми бровями. Смело выставив вперед широкую грудь, он обратился к сборщику:
– Зачем ломаете ворота монастыря?
– А вы почему не открываете? – прикрикнул сборщик.
– Мы молились.
– Успеете еще помолиться! А ну, быстрее сдавай остаток подати, мешки с зерном, вьючных животных и несите сюда мерки…
Монах (это был настоятель) что-то пробормотал; он мрачно подвинулся, чтобы дать дорогу начальнику персидского отряда, и сам вслед за ним прошел в глубь монастыря. Собравшиеся монахи тревожно перешептывались.