Тетку она не любила, понимала, что Амелина держит ее из-за выгоды. Дядю Савву так и не успела разгадать. Вначале он казался грубым, злым, вспоминал о ней только, когда нужно было послать за папиросами. Но за последнее время он неузнаваемо изменился, стал приветливым, обещал еще одно новое платье купить. Правда, при этом он очень странно усмехался и загадочно подмигивал:
— Ничего, девочка, не тушуйся, отработаешь!..
Но это не тревожило Вареньку. От работы она никогда не отказывалась и готова была выполнять по дому все, что ей прикажут. К тому же Савва Христофорович совсем не обязан тратиться на нее.
Из всех родных одна покойница бабушка относилась к ней всегда без всяких расчетов, заботливо, с душой. О себе мало думала, все о внучке, было бы ей хорошо.
Варенька лежала ничком, закусив уголок наволочки, и плакала.
Чужие оказались ближе родных. Многих она вспоминала с хорошим, теплым чувством глубокой благодарности. Приятно было, роясь в памяти, снова представить себе их лица, голоса.
Вот заботливо склонилась учительница Нина Алексеевна.
— Что, с тобой? — спросила она.
Начальник железнодорожной милиции протянул ей свой ужин.
— Мне тут одному многовато.
Вскинул растопыренные пальцы Абахидзе:
— За угол повернешь — стадион!
— Ты сказала, четырнадцатая квартира? — ободряюще улыбнулась Вера Михайловна.
Вспомнился старик в поезде, проводница, сержант милиции, братья Коля и Вова, архитектор Леонид Петрович Логовской.
Он сказал:
— С твоим отцом мы не один пуд соли съели.
Чувство безграничной признательности вызывали мысли о бабушке Елизавете Васильевне, о Частухиных — соседях по квартире, о подругах, которых было много и в школе, и в лагере, и во Дворце пионеров. Сколько хороших людей она знала! Вот их бы и назвать родными.
Варенька забылась в тревожном сне и вдруг очнулась. Представился Кудряш. Как когда-то к отцу, а потом к матери, пошла она к нему с открытым, чистым сердцем. А он обманул, бессовестно и грязно.
В притупленном дремотой сознании образ Кудряша сливался с лицами отца и матери во что-то одно, неясное, бесформенное, но которое больно кололо Вареньку прямо в сердце.
Утром она проснулась с тупой, ноющей головной болью.
— Тетка твоя волнуется, — сообщила Елизавета Васильевна. — Знает кошка, чье сало съела… Но я сказала, что ты спишь. — Она провела ладонью по черным волосам девушки. — Ну, милая, что делать будем?
— Не знаю, — глухо ответила она.
Ей не хотелось вспоминать то, что произошло вчера. Но мысли сами лезли в голову. Ах, как все это было гадко и противно!.. Вареньке казалось, что у нее украли что-то светлое, чистое, красивое, потом бросили его на ступеньки лестницы и безжалостно растоптали.
Елизавета Васильевна присела на краешек кровати.
— Вчера Нина Березина заходила, — сказала она.
— Не забыла, — оживилась Варенька. — Сколько же это лет мы не виделись? Пять или шесть?
— Она второй год на фабрике работает, — продолжала Елизавета Васильевна. — Хвалилась, нравится. Хотела с тобой потолковать, но не дождалась. На смену спешила.
Варенька вспомнила, как школьная подружка охотно отдала все свои сбережения, чтобы помочь ей уехать к отцу, и сказала:
— Добрая она, отзывчивая.
— На фабрику зовет.
— Меня? — Варенька удивленно выгнула брови и задумалась. — Не знаю, право…
— Но здесь-то тебе оставаться нельзя, — сказала старая ткачиха, как о деле, окончательно решенном. — А там свои, рабочие люди. Они в беде не оставят.
— Я как-то не думала, — призналась Варенька.
— А ты без долгах сборов, — посоветовала Елизавета Васильевна. — Дело-то ведь не плохое.
«Бабушка, конечно, права», — подумала Варенька и вдруг забеспокоилась:
— А возьмут?
— Попросим, — успокоила ее Елизавета Васильевна.
— Значит, и ты со мной?
Пожилая женщина улыбнулась.
— Вместе-то, чай, веселее будет…
Стараясь избежать лишних расспросов, из квартиры они ушли так, чтобы этого не заметила Капитолина Николаевна.
Когда стали приближаться к огромной, с большими окнами ткацкой фабрике, старая ткачиха призналась:
— Как прихожу сюда, так будто молодею.
Она уже около двух лет не работала, получала пенсию. Но, отдыхая, не теряла связи с фабрикой. Приходила сюда на встречи с молодыми работницами, участвовала в обсуждении планов и даже состояла членом в хоровом кружке пенсионеров.
В проходной дежурный вахтер козырнул ей: