И действительно монах скоро опустил глаза.
— Значит, наш договор ни к чему не приведет? — прошептал он.
— Я не знаю никакого договора, — сказал Видам. — И у меня нет времени на мелочные разговоры. Объясняйте это как хотите. Называйте это моей прихотью, капризом, фантазией. Помните только одно, что мадам де Паван остается здесь. Мы идем. И, — прибавил он, под влиянием вновь поразившей его мысли, — хотя я не желаю употреблять насилие, но лучше, чтобы и мадам д’О сопутствовала нам.
— Вы говорите повелительно, — сказал насмешливо монах.
— Это верно. Меня ждут сорок всадников через улицу. В настоящую минуту я повелеваю легионами!
— Это правда, — сказала мадам д’О и голос ее сделался до того мягким, что я невольно вздрогнул. Она молчала почти все время, после появления Безера. При этих словах она откинула назад свой капюшон и мы увидели окаймленное золотистыми локонами прекрасное лицо невероятной бледности, с пылающими красными пятнами на щеках.
— Это правда, месье де Безер, — сказала она. — Сила на вашей стороне. Но вы не употребите ее, я думаю против старого друга. Вы не повредите нам, когда… но выслушайте меня!
Но он не стал слушать. Этот зверь прервал ее в самой середине ее просьбы!
— Нет, мадам, — закричал он, не обращая никакого внимания на это чудное лицо, ни на умоляющие взгляды, которые могли бы тронуть самое каменное сердце, — вот на это я не согласен. Я не стану слушать! Мы знаем друг друга. Разве этого не довольно?
Она пристально посмотрела на него. Он отвечал на ее взгляд, но уже без улыбки и с какою-то подозрительностью.
После долгой паузы она отвернулась.
— Хорошо, — сказала она тихим голосом, глубоко вздохнув. — В таком случае идем.
И затем (что было удивительнее всего), не обращая никакого внимания на свою сестру, которая бросилась с рыданиями на один из стульев, не сказав ей ни одного слова и даже не взглянув на нее, она повернулась к двери и пошла впереди других, только пожав при этом плечами, как я заметил.
Услышав удаляющиеся шаги, эта несчастная женщина вскочила со своего места. Она поняла, что ее покидают.
— Диана! Диана! — кричала она как безумная. — Я пойду с тобой! Не оставляйте меня в этом ужасном месте! Слышишь ли ты меня! Возвратись ко мне, Диана!
Кровь разгоралась во мне, но Диана не возвращалась. Странно! Безер также оставался равнодушным. Он стоял между дверью и бедной женщиной и сделал знак рукою Мирпуа и монаху, чтобы они проходили вперед.
— Мадам, — сказал он, и в его суровом, как всегда, голосе не слышно было ни одной ноты сострадания, скорее в нем сказывалось нетерпение, как будто он обращался с капризным ребенком, — вы здесь в полной безопасности. И этого довольно. Плачьте сколько хотите, — добавил он с циничной жестокостью, — у вас тогда останется меньше слез на завтрашний день.
Его последние, странные слова, видимо, поразили ее. Рыдания ее смолкли, и она со страхом взглянула на него. Может быть, он и хотел напугать ее; и пока она безмолвно смотрела на него со сжатыми на груди руками, он поспешно вышел и закрыл за собою дверь.
Дама, по-видимому, совершенно позабыла о нашем присутствии. Оставшись одна, она озиралась несколько времени с испуганным видом на дверь; потом бросилась к окну и стала в безмолвном ужасе смотреть на улицу.
Она не заметила, что Безер, уходя, позабыл закрыть дверь на ключ. Я это видел, но решил подождать. Кто-нибудь мог возвратиться для этого, пока еще Видам не вышел из дома. Кроме того, дверь была не из крепких, так что в случае надобности мы втроем могли выломать ее, имея такого противника как Мирпуа. И так я толчками давал знать моим товарищам, чтобы они не шевелились и сам сдерживал свое дыхание, стараясь уловить малейший звук закрываемой снаружи двери. Я ничего не слышал. Но до меня долетел другой звук. Кто-то чуть слышно прикоснулся к дверной ручке.
В комнате был полумрак. Мирпуа унес с собою одну из свечей, а оставшаяся сильно нагорела. Я не мог расслышать поворота ручки, но следя за нею с напряженным вниманием, заметил, что дверь наша, без всякого шума, потихоньку раскрывалась. Наконец, я увидел, что в нее проскользнула, крадучись, какая-то фигура.