На мгновение я страшно испугался. Потом я узнал эту темную, закутанную фигуру. Это была мадам д’О. Смелая женщина! Ей удалось скрыться от Видама, и она поспешила на помощь к своей сестре. Ура! Мы еще поспорим с Видамом! Дело принимало лучший оборот.
Но нечто особенное в ее манере, в то время как она остановилась и заглядывала в дверь, — все это невольно пугало меня. Она кралась по комнате, так что шагов ее не было слышно, двигаясь как тень. Посреди комнаты она остановилась и стала прислушиваться, оглядываясь вокруг. Она не могла видеть своей сестры, фигура которой сливалась с занавесью у окошка; и, должно быть, она была в затруднении, — куда та могла скрыться. Мои нервы были до того напряжены (и я сам не мог попять причины этого), что я пошевельнулся и кровать заскрипела.
В тот же момент она повернулась в нашу сторону и проскользнула вперед, лицо ее все еще оставалось закрыто капюшоном. Она была теперь у самой кровати и склонилась над нами. Она подняла свою руку, должно быть, чтобы прикрыть глаза, стараясь разобрать эту темную массу, которую принимала за свою сестру.
Я уже раздумывал как бы дать ей знать, не пугая ее, о нашем присутствии, когда Круазет с ужасным криком и грохотом перескочил через меня на пол!
Следом раздался страшный вопль, полный ужаса, который до сих пор звучит в моих ушах. Она отшатнулась назад, дико взмахнув руками. Я услышал звук падения какого-то металлического предмета на пол. В тот же момент послышался другой крик у окна, и мадам де Паван, подбежав к ней, подхватила ее на руки.
Какою странною казалась теперь эта комната, еще недавно полная гробового молчания, и теперь с нашим появлением наполнившаяся шепчущимися группами. Я проклинал в душе Круазета за его глупый поступок и страшно сердился на него; по теперь было не до выговоров. Я поспешил к двери, приоткрыл ее немного и вслушивался. Но все было тихо в доме. Я вынул ключ из замка, положил его в карман и вернулся назад. Мари и Круазет стояли в стороне от мадам де Паван, которая склонилась над своей сестрой и мочила ей виски, стараясь объяснить ей наше присутствие.
Через несколько минут, мадам д’О пришла в себя и поднялась. Первое потрясение смертельного испуга уже прошло, по она была очень бледна. Она все еще дрожала и избегала наших взглядов; хотя по временам, когда она думала, что мы не смотрим на нее, глаза ее обращались на каждого из нас по очереди, с каким-то странным выражением любопытства с примесью страха. Я не удивлялся этому. То потрясение, которое она вынесла, убило бы другую, более слабую женщину.
— К чему ты это сделал? — спросил я Круазета; раздражение мое далеко не прошло, при виде этого чудного лица. — Ведь ты мог убить ее!
Должно быть, его нервы были сильно потрясены, потому что я не мог добиться от него толкового ответа. Он только повторял, весь трясясь и ходя взад и вперед по комнате:
— Уйдем отсюда скорее, уйдем из этого ужасного дома!
— С большой охотой!
Теперь дорога была открыта, и мы должны были укорять себя за каждую потерянную минуту.
—: Теперь не время сидеть над больными. Мадам де Паван, — сказал я, обращаясь к ней, — вы знаете дорогу отсюда к вашему дому?
— О, да! — воскликнула она.
— В таком случае тронемся в путь! Ваша сестра уже достаточно оправилась. И не будем терять более времени.
Я ничего не сказал ей об опасности, угрожавшей ее мужу, или что мы подозревали его в измене и вообще, что он был главною причиной ее задержки в этом доме. Я рассчитывал на нее главным образом как на проводника; хотя, исполняя нашу главную задачу, я считал своей обязанностью доставить ее в безопасное место.
Она быстро встала.
— Вы уверены, что мы можем выбраться отсюда?
— Вполне уверен, — отвечал я с решительностью самого Безера. И я был прав. Мы тихо спустились по лестнице, потревожив только одного Мирпуа, который настиг нас у самой выходной двери, когда вы возились с запорами. Он было стал задерживать нас, но я живо укротил его, махнув моим кинжалом перед его глазами. Я заставил его самого открыть нам запоры, и, пригрозил ему, если он будет преследовать нас, и мы друг за другом вышли на улицу. Наконец-то, обдуваемые ночным ветром, мы стояли свободные на улицах Парижа. На колокольне ближайшей церкви пробило два часа и едва мы сделали несколько шагов по грубо вымощенной улице, как те же часы торжественно прозвучали на башне.
Мы шли теперь свободнее и увереннее. И если только Безер не прямо отправился к своей цели, то мы еще могли опередить его. Я шел рядом с мадам д’О. Другие были несколько впереди нас.