— Невозможно, — отвечал тихим голосом Паван на мои слова.
— Почему? — спросил я с живостью.
— Во-первых, потому, что я дал слово.
Но я воскликнул, весь вспыхнув:
— Что это значит? Ты был захвачен предательски, вопреки охранного листа от короля. К чему же тебе стесняться! Твои враги поступают иначе. Это неразумно!
— Не думаю, — отвечал Луи, покачав головой, — ты и сам поступил бы так на моем месте. Да к тому же это и бесполезно — При этом он повернулся и, прикрывая рукою глаза от солнца, пристально посмотрел назад. — Я так и думал, — продолжал он. — Один из них на серой Марго, самой быстрой кобыле, по словам Бюре, во всем отряде. Под другим нормандский конь, которым мы любовались еще сегодня утром. Это западня, устроенная Безером нарочно, Ан. Если бы мы только на двенадцать ярдов свернули в сторону, эти двое как ветер понеслись бы за нами.
— Ты хочешь сказать, — воскликнул я, — что Безер нарочно уехал со своими людьми вперед?
— Именно так, — отвечал Луи. — Для него было бы приятнее всего, — сперва отнять мою честь, а потом уже — жизнь. Но, слава Богу, только одна из них в его власти.
Когда стемнело, всадники приблизились к нам, по обыкновению. Подъехавший Бюре глядел на нас хитро. Он, видимо, понял, что мы догадались, но мало заботился об этом. Другие тоже. Но при мысли, что один я, пожалуй, попался бы в ловушку, возбудило во мне новую ненависть к Видаму. В этих мрачных размышлениях я почти не замечал, что делалось вокруг, пока не услышал крики, что виден Кагор. Город действительно открывался перед нами в мелкой лощине, окруженный небольшими холмами. Купола собора, башни моста Валиндре, поворот Ло, где она огибает город, все это было мне хорошо знакомо. Наше долгое путешествие кончилось.
Меня преследовала теперь только одна мысль. Несколько раньше я сообщил Круазету свой отчаянный план внезапно напасть на Безера, посреди его людей, и убить. Это было все, что нам оставалось. Теперь наступил последний удобный момент для этого; другого случая уже не представится. Мы остановились в беспорядке на вершине холма, между тем как два человека поскакали в город, чтобы сообщить о приезде нового губернатора, а Бюре, с полудюжиною вооруженных пиками всадников, выехал вперед в качестве авангарда.
Перед нами лежала узкая дорога, извивавшаяся по крутизне холма. Лошади устали. Время и место были неудобны для моего плана и мне благоприятствовала только наступающая ночь. Меня поддерживало одно отчаяние.
— Ты помнишь, что я говорил, Круазет? — прошептал я брату. — Готов ли ты?
Он вздрогнул и повернул ко мне свое бледное лицо, потом взглянул на одинокую фигуру, ехавшую шагах в двадцати впереди нас; между ею и нами никого не было. Он колебался. Я не знаю, под влиянием ли раздавшегося в это время тихого звона к вечерне, но только он колебался.
Я повторил мой вопрос.
Он положил руку на мою уздечку и начал говорить что-то несвязное. Этого было довольно для меня! Я с негодованием прервал его и тотчас же обратился к Мари.
— В таком случае ты? — сказал я.
Но Мари только покачал головой в недоумении.
Итак, это случилось второй раз.
Странно! Но я не был особенно поражен. Я чувствовал, как будто так и должно было случиться, и, без всякого упрека опустив голову, отказался от своего плана. Я опять впал в прежнее равнодушное оцепенение. Видам был слишком силен. Не мне было бороться с ним. Мы все были как околдованные. Как только кавалькада тронулась вперед, я поехал за ними в молчании, охваченный полной апатией.
Мы въехали в ворота Кагора; и, без сомнения, представившаяся нам сцена заслуживала внимания; но я смотрел на все безучастными глазами, как смотрит с тупым любопытством человек перед колесованием на это орудие его смерти, если ему не приходилось видеть его прежде.
Все население города стояло по сторонам улиц, через которые мы проезжали, и смотрело на нас с едва скрытым опасением.
Молча мы слезли с лошадей во внутреннем дворе замка и хотели идти вместе, когда к нам подошел Бюре.
— Месье де Паван, — сказал он довольно грубо, встав между нами, — будет сегодня ужинать один. Вас, господа, прошу идти сюда.