— Пацан, скажи своей Мавре, пусть меня перевяжет. И что-нибудь из тряпья почище найдите. Кровь нужно остановить.
— Я перевяжу, — пацан поспешно завозился с подолом своей рубашки. — Не сомневайтесь, вчера свежую одел. Промыть бы рану.
— Бутылку возьмите, она там валяется, — вяло приказала девушка, — ей явно было плохо. — Малый, ты точно бинтовать умеешь?
— Я у лекаря учился. Водку принесите кто-нибудь, — мальчик принялся поспешно раздирать на ленты подол рубашки.
Пашка сумрачно посмотрел на прапора:
— Пошли, ваше благородие?
— Мертвецов боишься, что ли? — догадался прапорщик.
— Чего их бояться? У тебя-то наган и вообще ты образованный, — туманно объяснил Пашка.
Они прошли через кусты. Пашка осторожно выглянул на прогалину и замер. Валялся саквояж, но тела не было. Неужто закопала? Да нет, быть не может. Ожил, что ли?
— Э-э, а где же он? — недоуменно прошептал шибко догадливый прапорщик.
— Вознесся, — насмешливо объяснил Пашка, украдкой перекрестился, и осторожно вышел на прогалину.
В бутылке еще булькало. Пашка сунул бутыль прапорщику, принялся собирать в саквояж выпавшие вещи.
— Ты только, ваше благородие, не вздумай меня бутылкой по кумполу угостить. Только разозлюсь. Башка у меня крепкая.
— Я уже догадался, — насмешливо сказал прапорщик. — Сотрясения мозга у пролетариата в принципе не бывает.
— Тем вас и ломим, — пробурчал Пашка.
Они пошли обратно.
— Слушай, коммунарий, а кто она вообще такая? — тихо спросил прапорщик.
— Ясно кто — черт в юбке. Ты, ваше благородие, как хочешь, а я шмотки отдам и сматываюсь. Она очухается — задавит. За карабин брошенный. Ну, или еще за что.
Прапорщик промолчал.
Катя сидела, опираясь спиной о ствол дуба. Мальчик экономно смачивал клок ткани спиртным, протирал лоб девушки. Катя шипела и плевалась короткими, непонятными отроку словами.
— Кость цела, — прошептал мальчик.
— Да? А будто голые извилины протираешь. Что б он сдох, этот Шустов. Клопомор проклятый. Шрам большой останется, а? Зашить бы.
— Я могу свести края. Почти незаметно будет.
— Ох, бля… ты что хирург пластический, что ли? Спроси у этих ослов иголку с ниткой. Может у твоей святой курицы найдется? Вот срань, жжет-то как.
— Нет у них иголок, — мальчик смотрел в страшное, черное от полузапекшейся крови лицо девушки. След сабельного клинка рассекал левую часть лба, разделял бровь надвое, левый глаз был едва виден. — Вы не беспокойтесь, я немного целительству учился. Хуже не будет.
— Это уж точно. Валяй, кожу расправь, еще раз промой, и забинтуй. По-возможности, аккуратнее.
Катя жевала толстый рукав пиджака, боль прошивала голову насквозь. Руки у мальчишки были просто ледяные, боль даже слегка отступала, тут же вгрызаясь снова.
— Всё, — сказал мальчик, обтирая ладони о штаны.
— Мерси, — Катя судорожно хватала ртом воздух. — Молодец. Доктором вырастешь, — она дрожащими пальцами пощупала повязку на лбу. — Правда, молодец. Тебя как зовут?
— Прот.
— А?
— Прот. Фамилия — Павлович, — отчетливо, по слогам, сказал мальчик.
— Понятно. Значит, первый из Павловичей? Удружили тебе
— Греческий разумеете? — мальчик не слишком удивился.
— Слегка понимаю. Скажи, Прот, зачем эта свора вас отлавливала?
— Не знаю.
— Врешь. Ты мальчик умный. Скажи лучше сам.
— Истинно говорю — не знаю. Догадки есть. Только я вам потом скажу. Вам, Екатерина, сейчас отдохнуть нужно.
— Говори сейчас. Я непонятного не люблю, — глаза Кати закрывались. — Ты кто, Прот?
— Я объясню. Позже, — мальчик взял за запястье. Пальцы у него были совсем холодные, покойницкие. — Крови из вас много вышло. Отдохните.
— Пусть эти охраняют, — пробормотала Катя. — Скажи — урою, если что…
— Скажу. Вы…
Катя поплыла, еще смотревший на мир глаз неудержимо закрывался. Девушка обмякла.
Глава 6
"Украина для украинцев!
Отже, вигонь звидусиль з Украини чужинцив-гнобителив".
Михновский Н.И. (Десять заповедей Украинской народной партии)Бок толкнуло болью еще раз, но Катя очнуться никак не могла.
— Сдохла, чи що? — голос был озадаченный, шепелявый.
— Та не возися, на шию наступи, нехай гадюка додохне, — посоветовал голос побасистее.
— От, заворушилась, — удивился шепелявый.
Катя с трудом села. Голова неудержимо кружилась. Правый глаз неохотно приоткрылся, девушка дрогнула от боли в спекшемся лице. Попробовала тронуть щеку, пальцы сами собой отдернулись — сплошная корка.