Горадзе положил на землю катушку провода, и подсоединил взрывмашинку.
Мы находились на одном из холмов, окружавших прииск, и теперь могли окинуть его одним взглядом. Какой же он небольшой! Солнце еще висело низко, и в ложбине покуда лежала тень, но взгляд легко различал все здания — лаборатория, контора, жилые бараки, цех, а вон, на склоне холма, овощные грядки… Воронка, где добывали алмазы, отблескивала серебром — вода из реки продолжала поступать. Скоро в ложбине будет самое настоящее болото… Но прежде нам нужно обратить в руины все строения.
Я с трудом сглотнул вставший в горле шершавый комок, взглянул на Зою — она, не стесняясь, плакала. Я ее понимал: мы провели на прииске всего несколько дней, но успели в какой-то степени сродниться с ним, словно это был маленький кусочек Родины, затерянный на бескрайних африканских просторах. Что уж говорить о тех, кто провел здесь несколько лет жизни, своими руками возводил здания, преодолевал тяготы и лишения, чтобы извлечь из этой тяжелой красной почвы невзрачные кристаллы, столь нужные изнемогающей в страшной войне Отчизне…
— Рвем? — тихо спросил Горадзе, словно надеясь услышать "нет".
Зоя протянула руку:
— Я сама.
Она положила руку на рычаг — и замерла. Одно движение — и пути назад не будет. Собственно, его и сейчас уже нет, ибо не только мы идем по следу, но и по нашему следу идут враги. Но все же пока прииск не разрушен, кажется, что туда можно вернуться, укрыться, спастись — и ждать помощь…
И Зоя медлила. Я видел, как ее пальцы, сжавшиеся было на рычаге, разжимаются, губы ее чуть заметно шевелились…
— Зоя…, — тихо сказал я.
— Все, — выдохнула она, и повернула рычаг.
…Еще несколько минут спустя наш маленький караван — впереди шестеро бойцов и старшина, потом Раковский, Анте, Горадзе, Вейхштейн и мы с Зоей, лошади — Звездочка и Ночка, навьюченные тюками с поклажей, двое солдат замыкающими — двинулся вперед.
Мы шли по следу из синих капель, оставленному одним из ночных нападавших.
Их и в самом деле было очень хорошо видно на бурой земле, на желто-зеленой траве.
…Картина складывалась предельно ясная. Хорошо выбранное место, довольно грамотно организованная засада, несколько мощных фугасов, высокая плотность огня — ну и результат соответствующий.
Искореженные остовы машин, обгоревшие трупы, больше похожие на обугленные манекены, жирные хлопья сажи… Герц представил, как все произошло, и содрогнулся. Ползут грузовики по ухабистой дороге, балагурят солдаты — и вдруг взрывы, куски металла рвут в клочья людей, решетят машины, а потом со склонов обрушивается настоящий огненный шквал. Налет длился от силы несколько минут, и он очень сомневался, что солдаты охранения успели сделать хотя бы с десяток выстрелов. Зато нападавшие патронов не пожалели: в выкопанных на склоне стрелковых ячейках дно усеяно гильзами. Самые интересные гильзы, конечно, в пулеметном гнезде. Характерная форма, не менее характерная закраина — гильза от русского мосинского патрона: уж кто-кто, а Герц, немало побывший на Восточном фронте, на них насмотрелся. Точно такие же гильзы перед самым выездом по тревоге привезли с берега, где неизвестные положили отделение португальцев.
Русский автомат и русская граната, доставленные с берега Абреу, теперь вот еще и русский пулемет… Более чем достаточно, чтобы убедиться в том, что это не случайные совпадения. Герц бы дорого дал, чтобы сейчас здесь находилась команда опытных экспертов — наверняка здесь еще куча всяких мелочей, которых он просто не замечает. Да и нападавшие перед отходом подожгли лес. Хорошо хоть, растительности на холмах не так много, и огонь пировал не слишком долго — но все же это здорово усложняет дело…
О налете на колонну ему сообщили из Камукулу — маленькой деревушки по дороге из Чикамбе в Квиленгес. Разгромленный конвой обнаружили носильщики-байлунды, доставлявшие в Квиленгес груз тканей. Герц усмехнулся: использовать труд представителей низшей расы дешевле, чем гонять по разбитой дороге грузовик. Один из носильщиков припустил до Камукулу бегом, откуда по единственному в деревушке телефону местный исправник, даже более толстопузый и никчемный, чем майор Диаш, дозвонился до Бенгелы, сообщив о нападении. Как только Герц с взводом солдат примчался (ну, "примчался" — это громко сказано, потому как добирались восемь с половиной часов) сюда на двух полугусеничных вездеходах, толстяк встретил его гениальной догадкой: мол, на конвой напали аборигены, обстреляв его зажигательными стрелами, оттого и пожар. Дурака, чтобы не мешал, пришлось едва ли не пинками спровадить обратно в деревню.