— Об Александре. К кандидату у меня вопросов вроде нет. Алексей-то где сейчас? В Париже? Европейский претендент.
— Да вроде бы. Тут запутаешься совсем, — вдруг пожаловался он. — Кто претендент, кто кандидат, кто вообще черт знает кто…
Я оставил его растерянность без внимания.
— Зато Александр, говорят, в Москве. Вы же его наверняка охраняете; помоги установить контакт. Век не забуду. По старой дружбе, поспособствуй.
Батистов помолчал немного.
— Рад бы помочь тебе, — ответил он наконец, — но не могу. Не имею права. Это, Витек, информация не какая-нибудь «для служебного пользования», эта — с двумя нулями. Здесь полная дробь. Попроси о чем-нибудь другом.
— Жаль, жаль… — протянул я разочарованно. — А я рассчитывал. (Он сердито засопел в трубку.) Ну ладно, тогда хоть обеспечь мне нормальную безопасность. Я остановился в «Рэдисоне»…
— Да слыхал я. Знаешь, просьбы у тебя нынче какие-то… боцманские. Не могу я за каждым газетчиком пускать топтуна, не в двадцатом веке живем.
Не в силах, уж не обессудь.
— Вот так раз (крушение моих надежд, судя по унылому голосу, оказалось полным)… Что же мне делать?
— Сказал уже: держись подальше от… всех этих — и проблем со здоровьем не будет. Усек?
— Да, заставил ты меня задуматься. И на том спасибо. Ладно, Сева; позвоню тебе, как только разберусь со своим распорядком… Будь здрав.
И если повезет узнать, кто там на меня охотился — уж не скрывай. Это как-никак и меня самого интересует… Этакая маленькая шпилечка под занавес. Я положил трубку.
Значит, так. О месте, где пребывает сейчас претендент Александр, Службе ничего не известно. Очень хорошо. Ей этого знать и не следует вовсе.
Что же касается прочего — то пока еще они меня не пасут. Мелочь, но приятно. Иначе он пообещал бы. Я ведь сам давал ему возможность легализовать наблюдение. Следовательно — я для них пока серьезным объектом не являюсь. Иншалла!
Я сладко потянулся и наконец-то почувствовал, что пришел в себя. Теперь можно было и взяться за дело.
Я уселся в кресло перед компьютерным столиком. Не доверяя столь важную информацию гостиничному компьютеру, включил свой, переносной, заправил диск и принялся за работу, предварительно убедившись, что все жалюзи закрыты и ничье любопытство не вызовет во мне вполне понятного ощущения досады.
На компакт-диске, врученном мне на приеме, было названо четырнадцать человек. Правда, двое из них не относились к руководителям, но именовались всего лишь наблюдателями. Первым из них был тот самый шейх в честь которого устраивалось нынешнее шумство и с которым я успел столь приятно и полезно побеседовать наедине. Второй тоже оказался знакомым: любопытный американец, заказавший серию статей. Этих я решил отложить на потом — если останется свободное время — и принялся за основных персонажей. В том порядке, в каком они располагались в записи.
Зеленчук Амвросий Павлович. Тридцать лет. Национал-социалист, участник нескольких вооруженных акций. В период нахождения нацистов у власти — то есть совсем недавно — помощник министра просвещения. Формально порвал с партией два месяца назад, не в одиночку, а вместе с целой группой молодых людей — группой, которую он, надо полагать, и возглавляет. Вероятно, приведет ее в полном составе и в новую партию.
Зачем нацисту уходить в азороссы? На что ему исламский государь всея Руси?
Тут можно в первом приближении построить такую схемку: привлекла перспектива создания сверхмогучего Российского государства — на радость нам, на страх врагам. Государства, весьма активного во внешней политике, точнее — в продолжении ее иными средствами. Цвет знамени роли не играет. Это — первый мотив. Второй, разумеется, всеобщий: деньги.
Официально никто ничего не заявлял, однако известно, что финансовых затруднений у партии и нового государя не будет. И третий: партия, уже по определению, вследствие явного тяготения к магометанству, должна вроде бы проводить жесткую политику при решении всех и всяческих еврейских вопросов, сколько бы их ни возникало в любой точке земного шара. Нацист вполне может думать именно таким образом. По их представлениям, политика вообще — геометрия прямых линий на плоскости, в то время как на самом деле она складывается исключительно из кривых высшего порядка, и никак не на плоскости, а в пространстве трех, четырех и более линейных измерений. Однако для Зеленчука это — закрытая книга, его мышление никак не замысловатее траектории полета пули.
Ну-ка, как он выглядит? М-да… Что же, вполне соответствует. На челе его высоком не отражается ровно ничего. Глаза пустоватые, и от этого, может быть, взгляд кажется весьма решительным. «И если он скажет: убей — убей»… Откуда он такой, кстати" В прошлом — прапорщик. Морская пехота. Что ж серьезный человек. И фигура явно подставная; за ним — кто-то покрупнее и поумнее.
Ну а с позиций моего интереса — он перспективен? Уж больно все откровенно. Поэтому он скорее всего в моем варианте не замешан. Но на всякий случай сделаем крохотную зарубочку. Может быть, все-таки понадобится вернуться к этой кандидатуре. Хотя и вряд ли. А сейчас перейдем к следующему номеру.
Бретонский Адриан Стефанович. Именно Стефа-нович, сын Стефана, а не какого-то там Степы. Адриан. Мне казалось, что имя это выпало из обихода лет этак полтораста тому назад; однако же вот вам. Правовед, а помимо того, как ни странно, — доктор исторических наук. Известен главным образом своими трудами именно по истории. А вот место работы по новой профессии: юрисконсульт фирмы. Фирмочка какая-то занюханная, не из тех, что рекламируют себя по телевидению. Сорок семь лет. Семья?
Есть семья. Член Соловьевского общества. Какие мотивы участия в деятельности этой партии могут быть у Бретонского? Ну, они очевидны.
Неумирающая идея высокой миссии России на Востоке — любой ценой, хотя бы и такой. Тилингет, одним словом; так выговаривал в свое время один мальчик. Представитель вымирающей, да, по сути дела, уже вымершей категории российских интеллигентов.