— Медовар он, — подал голос, наблюдавший из лавки за Федором, Анисим, — мед ставит и варит. Но в этом году решил сделать, как у фрязей. Ведь меда, — пояснил купец Дану, — с каждым годом все меньше и меньше, а цена все больше. Вот, только, теперь, и эту его гадость не берут, и мед он уже дешево не закупит. Да, и казны почти не осталось.
— Ну, что, хозяин, берешь на работу? — развязно спросил родственничек купца. И, словно поняв опасения Дана, подмигнул телохранителям Дана и произнес: — Не боись, мастер. Я шальной и гульнуть люблю, но меру знаю. И лишнего не болтаю. Вон, Анисим, подтвердит…
Анисим криво, видно секретов у купца хватало, подтвердил: — Не болтает.
— Добро, — уронил Дан, — будем считать — заинтересовал ты меня. А и, в самом деле, возьму-ка я тебя на работу. Завтра приходи на двор к гончарному мастеру Домашу, что в посаде за Людиным концом. Спросишь, там любой покажет. И «хлебное вино» твое мы тоже все заберем…
Вечером этого дня Дан уболтал Домаша на открытие еще одного, пока небольшого, можно сказать — пилотный проект, совместного производства — самогонного, и создание на его основе товаров самого разного, пока, в основном, медицинского, назначения. В разговоре с Домашем Дан все больше напирал на широкие, прямо-таки огромные, перспективы нового товара, не сразу, конечно, но потихоньку, а также на малое количество средств, требующихся первоначально вложить в это дело. Ведь, необходимые для изготовления самогона перегонные кубы они сделают в мастерской сами. Зато Дан особо подчеркнул, что очень долго Домаш и Дан будут единственными, кто этот товар продает. К тому же, если спрос на кувшины, горшки и прочие кисельницы с супницами упадет, у них теперь всегда будет подстраховка и прибыток в виде новых товаров. И, вообще, в Новгороде, в отличие от той же Ганзы и других заморских немцев, никому не запрещено превратиться из гончара еще и в медикуса. Тем паче, что ни десятку заморских врачевателей, имеющихся в Новгороде, ни малочисленным местным травникам-знахарям, поперек горла они с Домашем не встанут и клиентуру, то есть больных, не отберут. После столь мощных аргументов, приведенных Даном, Домаш не стал кочевряжиться и просить время на раздумья — как оно должно было быть, поскольку любое дело требуется хорошо обдумать — и, практически сразу, задав пару вопросов, согласился с идеей самогонного и сопутствующего ему производства… Хотя позже и признался Дану, что убедили его не столько слова Дана, сколько интуиция — Домаш называл ее духами предков — и вера в удачу подельника, постоянно сопровождающая его в делах. Тем более — разливать и хранить новый товар предполагалось, опять-таки, в корчаги и кувшины их же собственного изготовления.
В общем, Федор уже работал на Дана и Домаша, но, пока, у себя дома, ибо в усадьбе места не было. Однако в будущем Дан планировал, если все пойдет как нужно и не придется бежать из Новгорода — от войск московского князя, создать место для Федора по соседству с гончарной мастерской. А сейчас почти весь запас произведенного Федором самогона находился в усадьбе Домаша, а сам изобретатель нового зелья по заданию и наводке Дана пытался очистить свой продукт от сивушных масел, то есть избавить его от мерзкого вкуса и запаха, а также сделать более крепким. Это требовалось, чтобы сделать из него основу для медицинских препаратов, будущих медицинских препаратов, и, и…там видно будет. Наводка же Дана заключалась, в основном, в подсказке попробовать молоко для очистки. Обычную фильтрацию древесным углем, Федор и без него знал, а, вот, молоко… Это что-то новенькое было. Кроме того, Дан просил опробовать различные ягодные и древесные добавки для нейтрализации исходных сивушных масел… — … для избавления от отвратного запаха и противного вкуса, — как сказал Дан изобретателю, чтобы не пугать его «умными» словами про сивушные масла… — самогона и возможного улучшения его вкуса. Дан, временно, мог себе это позволить — некоторую, так сказать, не связанную с производством горшков, экспериментальную деятельность.
Имеющийся в его распоряжении самогон являлся только первым элементом в плане поддержания жизненных сил архиепископа новгородского. Остальное Дан собирался приобрести на Торжище. Кое-что, необходимое, Дан уже видел в торговых рядах.
Поход на Торжище Дан запланировал на следующий, после того, как определился со способом лечения владыки, день.
А на Торжище… Пробившееся сквозь тучи солнце постепенно нагревало воздух. Слегка скользила деревянная мостовая, едва-едва успевшая просохнуть после дождя, и где-то, на Охотном ряду, орали продаваемые гуси. На углу, возле прохода, пересекавшего торговые ряды, бренчала гуслями и нечто, из-за многолюдства и шума плохо различимое, выводила мощными голосами тройка бородатых кудлатых гусляров-сказителей, местных, так сказать, «бардов». Дан и два его телохранителя — Рудый и Клевец, обогнув суконный ряд, где торговали богатейшие купцы Новгорода, обходя кричащих, разнообразно одетых мужичков-зазывал, а также громко рекламирующих свой товар лоточников-коробейников, пропустив мимо возок толи с боярином, толи с богатым новгородцем или новгородкой, вышли к лавкам и деревянным палаткам низовых купцов — из Твери, Ярославля, Нижнего и иных городов. Здесь тоже народ развлекала, аж целая группа скоморохов. С кривлянием и ужимками они пели какие-то развеселые частушки. Звонкий голос молодого, ярко разодетого скомороха с дурацким, украшенным бубенцами, колпаком на голове разносился на весь гудящий, шевелящийся, двигающийся вдоль палаток, шалашей и лавок поток людей.