– А почему вы возвращаете всех? Почему не отберете…
– …зёрна от плевел? – Взгляд Ильи похолодел.
– Да, – сказал я твёрдо, решив, что не стоит малодушничать. Коли уж он здесь для того, чтобы подготовить меня к «выходу в свет», то пусть ответит.
– Что ж, – сказал он и, щёлкнув снова пальцами, вернул нас в прежнее место, – мы действительно проводим некоторый отбор… Например, мы не возвращаем маньяков, сумасшедших, отклонения которых невозможно исправить, не получив при этом уже другую личность… детей, чей разум на момент смерти был неотличим от разума животного… особо отличившихся в истории, вроде Пиночета, Гитлера, или Николая Кровавого… ну, ты до них не дожил. Это двадцатый век. Из совсем древних в пример можно привести иудейского царя Ирода и римских императоров Калигулу и Нерона. В средневековье упырей тоже хватало… Личности всех их отсканированы и лежат в общей базе, но общество не желает их видеть частью себя.
– А почему нельзя их…
– …оставить в симуляции? Подвергнуть суду? Наказать?
– Да.
– Иззи… в Солнечной Системе нет судов и нет тюрем. Вернуть к жизни какого-нибудь Линдона Джонсона или Иди Амина, чтобы заточить в тюрьму в симуляции? Да чем мы тогда будем лучше них?!
Когда мой оператор программы воскрешения Илья закончил со мной и подтвердил мою готовность выйти из симуляции в истинный мир, передо мной возникло «персональное меню резидента Солнечной Системы», часть параметров в котором была неактивна. Илья объяснил, что первое время в реальности мне будет помогать один из волонтеров, который, по мере того, как я буду осваиваться, постепенно откроет мне доступ к заблокированным параметрам. Когда же я стану полноправным резидентом, смогу выбрать себе вакансию на интересующий меня род деятельности (или не выбрать, но вряд ли мне понравится ничегонеделание).
Чтобы воплотиться, я должен был выбрать в меню: пол (мужской или женский), возраст (шкала с десятью значениями), цвет кожи (палитра из нескольких десятков цветов), телосложение (доступно после выбора пола), тип лица, цвет глаз, длину волос, и ещё два с лишим десятка параметров. Я выбрал «умолчание» и увидел перед собой бодрого старика, мало похожего на ту развалину, что в последние годы жизни смотрела на меня из зеркала в туалетной комнате петербуржского особняка, где я и опочил во господе. Придирчиво осмотрев свою будущую личину, я вернулся к шкале возраста и сдвинул отметку на возрастной шкале на два деления вниз. Так-то лучше, улыбнулся я самому себе и посмотрел на Илью. Тот одобрительно кивнул мне, сказав, что любой из параметров я в дальнейшем смогу изменить, чем несколько смутил меня (в моей прошлой жизни я никогда не задумывался о том, чтобы изменить пол, или чтобы стать эфиопом).
– Давай уже, Исидор, жми «применить»! – сказал златокудрый юноша в белых одеждах. – Ещё увидимся!
И я нажал.
Я открыл глаза.
Кровать. Белые простыни. Белая просторная комната с окном во всю стену, за которым – сад. Снаружи весна: яблони в молодых листочках за окном усыпаны белыми и розоватыми цветами. С ветки на ветку перелетают жирные, прямо-таки упитанные пчелы: да и листья на яблонях, и цветы – крупные, и сами ветки деревьев… Странно… На стекло снаружи сел огромный шмель.
– Нравится? – произнёс голос рядом.
Вид за окном так приковал моё внимание, что я даже не заметил, что в комнате был человек. Женщина. Молодая, красивая и… черная как сама ночь, как самый черный уголь. Глаза её были кари, а волосы – прямы и русы и заплетены в толстую косу, лежавшую у неё на плече. На ней было белоснежное платье без рукавов и простого кроя, чуть ниже колен, а на ногах – сандалии, на манер греческих. Женщина приветливо смотрела на меня без малейшей тени кокетства или намека на что-то неприличное. Так смотрит сердечный друг, готовый протянуть руку помощи и разделить невзгоды. Под этим взглядом я ощутил теплоту и покой; взгляд говорил: Исидор, я знаю твою историю; не беспокойся, ты в кругу друзей, всё будет хорошо.
– Нравится, – сказал я. – Вот только они, – я кивнул на окно, – такие… большие…
– Это потому, что ты маленький, – ответила женщина. – Мы с тобой ростом – в полметра. Это удобно, когда население одной только Земли – сто двадцать миллиардов… Кстати, я Марина.
Я немного опешил от услышанного, и некоторое время смотрел на неё, пытаясь собраться с мыслями. Наконец, когда пауза уже слишком затянулась, я произнёс первое, что показалось мне уместным в сложившейся ситуации:
– Рад знакомству, Марина!
Тут я спохватился: а одет ли я? Я быстро сунул руку под простыню, которой был накрыт, и обнаружил на себе нечто вроде пижамы. Женщина явно поняла причину моего беспокойства и улыбнулась, обнажив ровный ряд аккуратных белых зубов под слишком тонкой для негров верхней губой. Тогда я откинул простыню и встал с кровати. Изучив быстрым взглядом свой костюм, – я был одет в свободные кремовые брюки и такую же рубаху, – я представился: