У входа его встретил сенешаль и проводил в вечерний кабинет Императора.
Император, заложив ладонь за борт лёгкого кителя без знаков отличия, прохаживался вдоль ряда из семи высоких в потолок окон, за которыми раскинулся внутренний императорский сад с небольшим озером; вдоль аллей и на набережной озера включились электрические фонари. Поравнявшись с пятым по счёту окном, Император бросил долгий задумчивый взгляд сквозь идеально прозрачное стекло, после чего обернулся вполоборота и угрюмо взглянул на вошедшего учёного.
– А, это вы, мой друг… – невесело сказал правитель. – Я вас как раз ждал…
– Ваше величество.
– Прошу вас, проходите… – Император указал рукой в направлении округлого эркера, расположенного в углу кабинета, на стыке двух внешних стен дворца; днём это была самая светлая часть в помещении. – Садитесь… – кивнул он на одно из стоявших там кресел, а сам сел в другое, такое же, стоявшее напротив.
Учёный сел и выжидающе посмотрел на Императора. В голове его при этом, не переставая, крутились разные предположения, в которых, так или иначе, участвовал генерал. Наиболее вероятным было предположение о том, что старому вояке удалось что-то разузнать о проекте, и он тут же всё выложил правителю.
– Сегодня до меня дошли кое-какие слухи о вашем проекте… – произнёс Император и осёкся, ожидая, что учёный дальше всё сам расскажет.
– Полагаю, источником этих слухов стал генерал? – уточнил учёный.
Учёный, всегда прямолинейный в частных беседах с Императором, во многом этой своей прямотой заслужил расположение к нему последнего. В отличие от генерала, графа и большинства других чиновников, учёный не был подхалимом и не отличался угодливостью.
Так уж повелось в этом мире, что холуи и льстецы часто достигали служебных высот, становились генералами и министрами, верно служили своим монархам, но никогда ни один правитель не питал к таковым искреннего расположения, если только не был дураком. Ибо только низкие хамы и дураки могут любить льстецов и подхалимов. Император же не был ни тем, ни другим.
– Верно, – ответил Император. – Как вы догадались?
– Видел его машину.
Правитель согласно покивал и перешёл к главному:
– Шпионам генерала удалось установить подслушивающее устройство в Академии наук. Им удалось записать ваш разговор с ведущим проект профессором, и генерал лично привёз мне плёнку.
– И что же из содержимого этой подлой плёнки вас смутило?
Небрежно закинув ногу на ногу, Император откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на учёного:
– Вы сказали, что я не дождусь ответа… Как это следует понимать?
Учёный не ошибся в своих предположениях.
– Ну, что ж, – задумчиво произнёс тогда он, – придётся мне вам сознаться…
– Давайте, мой друг, покончим с этим.
– Послание, – сказал учёный, – пришло из области межзвёздной пустоты, лежащей в сотне световых лет от нашего мира… – Он прямо посмотрел на Императора и добавил: – То есть, иными словами, свет оттуда летит к нам примерно сто лет.
– Стало быть, – подумав, сказал Император, – наш ответ будет получен Человеком через столько же?
– Да.
– И это всё, что вы от меня скрыли?
– Да.
Правитель некоторое время молча смотрел в окно.
– И… ничего нельзя поделать с этим? – наконец спросил он.
– На сегодня науке неизвестны способы обхода этого ограничения, – покачал головой учёный. – Свет, – сказал он, помедлив, – способен двигаться во внешней пустоте с чудовищной скоростью, но и скорость эта ничтожна, в сравнении с теми расстояниями, что лежат между звёздами… Вот, например, взять наше светило… Свет, испущенный им, достигает нашего мирового шара лишь через одиннадцать с половиной минут. То есть, если бы наше светило вдруг внезапно погасло, мы бы ещё одиннадцать с половиной минут продолжали видеть его в небе…
Учёный замолчал, глядя перед собой. Лишь спустя долгую минуту, Император ответил ему:
– То, что вы сказали, страшно.
– Да. Очень страшно, – медленно кивнул учёный. – Меня повергают в трепет эти расстояния… Мне страшно думать, что где-то там… – он посмотрел сквозь окно эркера на уже достаточно потемневшее небо, на котором проступили первые звёзды, – рождаются и погибают миры, жители которых обречены на вечное одиночество… Я уверен, для них рано или поздно наступает время, когда они начинают понимать то, что только недавно поняли мы: они понимают, что не одни и понимают, что никогда, никогда они не смогут дотянуться до собратьев по разуму… и причина, по которой они этого не смогут сделать – та, которую я сейчас назвал – скорость света. Ничто не способно обогнать свет. Это невозможно, неосуществимо в принципе…