У него мелькнуло: сразу ехать, а Зимина с его аляфуршетом послать в темное место. Что ни говори, заманчивая была мыслишка. В Старобельск доберется до полночи и выспится как следует до утра, а если пойдет в гости, тогда всю ночь придется мучить себя в дороге. Что он забыл у Зимина?
Морозов сейчас позвонит, скажет, что все-таки берет отпуск, как уговорились…
Но только он протянул руку, как телефон зазвонил, чем сильно озадачил. Морозов опустил руку на прохладное гладкое тело трубки и задумался, стоит ли ее поднять, или в этом нет необходимости. Раз он собрался уезжать, то все звонки до единого будут стараться его удержать и сорвать поездку. Он был опутан цепями настоящего, они не отпускали. «Ведь никуда же не поеду! — насмешливо сказал себе Морозов. — Веры уже нет, Старобельска тоже нет, и тогдашнего давно уже не существует. Если я не поеду, это избавит меня от неприятностей и разочарований».
Телефон звонил в третий или в четвертый раз, потом словно подавился. Морозов отошел от него в растерянности. Дело было не в том, сильно ли изменились Старобельск и улица Гаршина, а в чем-то совсем другом.
Он не додумал этой мысли, телефон снова зазвенел, и теперь Морозов одолел свою мистическую робость.
— Мороз? Сейчас буду у тебя. Потрясающий шанс. Жди. Отбой.
Узнать голос друга было легко. «Что я говорил? — усмехнулся Морозов. — Началось».
Что-то началось, он в этом не сомневался. Павлович захочет куда-то его втянуть: «Это очень важно, Мороз! Не будь скотиной. От твоего решения зависит моя судьба».
Все люди, убеждающие других сделать что-то, обычно прибегают к одним и тем же выражениям. Но одни произносят их вслух, а другие только интеллигентно угрожают их применить. Павлович был прозван «экстремистом» за свою решительность.
Опять всплывал «Ихтиандр»… Странное дело, даже думать о клубе Морозов не хотел, и предстоящий разговор тяготил его. Он откажется от любых попыток тащить покойника с кладбища, как бы Павлович ни старался.
С открытого балкона донеслось татаканье мотоцикла. Морозов взглянул сверху на двор, у подъезда стояла красная «Ява», а могучий Павлович уже входил в двери подъезда.
Через мгновение он был в квартире Морозова, давил ему ладонь и, когда Морозов хотел захлопнуть дверь, остановил:
— Там Дятлов.
Тут появился запыхавшийся газетчик, и Морозов понял, что сейчас начнется атака в два голоса.
— Я уезжаю, — сказал он и показал на портфель. — Давайте выпьем кофе и через пять минут…
— Мороз, не валяй дурака, — Павлович бухнул рядом с портфелем свой мотоциклетный белый шлем. — Дятел сообщит тебе потрясающую новость. Шахтостроители при проходке ствола напоролись на водоносный пласт. Ствол залило. Откачивают бадьями.
— Восемьдесят кубов в сутки, — вставил Дятлов.
— Отдышался? — спросил Павлович. — Ну, расскажи ему. Понимаешь, Мороз, это бог увидал наши страдания и дал нам еще один шанс. Кто им сказал про «Ихтиандр»? Они позвонили вот ему и просят нас приехать.
— С аквалангами, — сказал Дятлов, пристально глядя на Морозова.
— Понимаешь, с аквалангами! — Павлович ладонью ударил Морозова по спине. — Ясно?
— Пьем кофе, — Морозов взял термос и пошел на кухню.
Павлович наклонился к Дятлову и пробормотал:
— Что-то не пойму.
— Ему это до лампочки, — сказал Дятлов, — сразу видно.
— Ты его плохо знаешь, — возразил Павлович. — Но все равно не пойму…
Они с Морозовым познакомились лет десять или двенадцать назад; один был сдержан, а другой горяч, и дружбы между ними не водилось, но ровные отношения, подчас более прочные, чем дружба, — они были. Когда «Ихтиандр» только-только начинался, проклевывался сквозь панцирь привычных летних отпускных путешествий на Черное море для подводной охоты и когда Павлович притащил акваланг, тогда он и стал председателем клуба. Второго такого лидера, как этот черноволосый, всегда закрытый до глаз небритой щетиной, бесцеремонный Павлович, среди них не было. Казалось, один он знал, что нужно делать. Старый, списанный в утиль компрессор, помещение бывшего гаража на берегу Кальмиуса, сварочный аппарат, листовое железо, электроды, шланги высокого давления — все это, как многие другие вещи, достал Павлович. Он же был и первым в стране человеком, прожившим в подводном доме два дня. Он бы мог стать нашим Кусто, но ему чего-то не хватало. Павлович слишком явно рвался первенствовать… В сравнении с ним Морозов был серой личностью. Он держался в густой тени и занимался техническими вопросами. Его должность в «Ихтиандре» называлась — заместитель председателя клуба по технической части. На нем лежали проекты, планы экспериментов, хозяйственные договоры, — словом, он был чиновник-энтузиаст, подчиненный организации. В числе акванавтов (кроме первой экспедиции) имени Морозова нельзя было найти. Когда обсуждали кандидатуры претендентов, у других оказывалось больше оснований идти под воду: тот был врач, тот научный работник… Но все они знали, что без Морозова у них не вышло бы ничего.