«Глупо и хорошо!»
Морозов взглянул на спидометр: скорость была нормальная, шестьдесят километров в час. Это его удивило — что такое норма, для кого она? Он с удовольствием прибавил газа.
Вскоре показался дом, сиреневый свет убогой рекламы магазина «Тюльпан». Морозов поднял взгляд до третьего этажа. В его окне горел свет. Он механически включил левый поворот и въехал во двор. На балконе третьего этажа, чуть свесившись вниз, стояла Людмила, сквозь прутья белели ее ноги.
— Эй! — она замахала рукой.
Морозов высунул в окно поднятую кисть левой руки и тоже помахал ей. Он так и не понял, зачем въехал во двор. Должно быть, по привычке. А может, его не хотели отпускать в Старобельск?
Пришлось подняться. Он отпер дверь своим ключом, остановился и посмотрел на освещенную прихожую. Вчера, он помнил, здесь не горела лампочка.
Людмила вышла из комнаты, тоже остановилась, мягко опершись спиной на косяк.
Они смотрели друг на друга и улыбались.
У нее была новая прическа «сэсун», такая же, как у Жени Зиминой, — как будто приподнятые ветром и не упавшие волосы.
— Сказать, о чем ты думаешь? — спросила она.
— Я лучше сам. — Он шагнул к ней, наклонил голову: — Красиво…
— Чепуха, — сказала Людмила. — Ты собрался с аквалангом в шахту. Но я уже выпустила весь воздух.
— Там воздуха и не было, — отозвался Морозов. — Я тебя прощаю.
— Значит, не едешь?
— Еду. В Старобельск. Я хочу, чтобы ты все знала: я еду к Вере. Она сейчас там.
— Да, там акваланг не понадобится, — сказала Людмила. — Что тебе приготовить?
Он понял, что она сейчас спрячется за какое-нибудь хозяйственное дело, и тогда ей ни за что не объяснить, что с ним случилось.
— Ничего не надо, — сказал Морозов. — Возьму кофе, и все. Я уже приготовил, но эти черти выдули.
Она кивнула:
— Значит, кофе? — И пошла на кухню.
Он пошел следом.
— Понимаешь, иногда мне кажется, что ее не было совсем, — сказал Морозов и тронул Людмилу за руку. — Но иногда… Иногда просыпаюсь с таким горем, что жить не хочется. Она снится. Я ничего не могу сделать. Она снится, а ее нет…
Она накрыла его ладонь, слегка сжала и отстранила.
— Я ведь никогда не спрашиваю, что у вас случилось, — произнесла Людмила не очень весело, но все же спокойно, без ноток утешения, упрека или обиды. — В конце концов, у всех одинаково. Поезжай, переспи с ней и успокойся.
— Мила! — воскликнул он.
— Я же и виновата? — спросила она. — Давай лучше поужинай.
— Ужинал. Был в гостях у Зиминых.
Она сняла с чайника крышку и набирала воду. Кран открыла широко, струя клокотала.
— Все равно у тебя с ней не выйдет, — сказала Людмила. — Напрасно ревную. Вылечишься!
Она стукнула чайником о конфорку, сломала спичку, зажгла вторую.
— Мила, — окликнул Морозов, — не надо никакого кофе. Обойдусь.
— Ладно, сварю. Зимин тебя собирается повышать, если зовет в гости.
— Да брось ты этот чайник!
— Отстань. Последний раз ухаживаю за тобой.
Да, это было то, о чем он не хотел думать: последний раз. Он рвал с ней. Все ее разговоры о свободной любви были ерундой. И если бы она была уродливой, вздорной, жадной, глупой, ну, тогда, может быть, было бы порвать проще… Да нет, отчего же проще?
— Почему ты не догадалась забеременеть? — подумал он вслух.
— Идиот! — бросила она. — Я себя еще уважаю. Могла бы и сама тебя удержать.
Не хватало, чтобы она его действительно удерживала. Но ведь и не удерживает, не плачет, глаза сухи…
— Кто тебя за язык потянул с твоей откровенностью! — буркнула она. — Ехал бы молча. Верочка тебя бы выставила…
Людмила слишком часто повторяла это, словно убеждала себя или, может, — Морозова.
— Как ты будешь расплачиваться с Зиминым? — Она заговорила о другом, что сейчас ее совсем не интересовало. — Он тебя купил? Это было просто?
Здесь она могла не сдерживаться, понял Морозов. Он промолчал, потому что она спрашивала, а думала об ином.
— Зимин меня купил, — легко согласился он. — Купил! Я мелкий человек…
Она села, сгорбилась и смотрела долгим взглядом на огонь. Потом она вымыла термос, налила кофе, завинтила крышку. И молчала.
Морозов приблизительно представил все то, что Людмила должна была ему сказать. Он ждал. Прошла минута или две.
— Кофе готов, — вымолвила Людмила. — Помолчим на дорожку?
И он понял, что ничего она не скажет. Не захотела. Она поглядела на него и улыбнулась:
— Нам с тобой было хорошо, правда?