мысль.
Муромский все еще не верит Кречинскому, хочет понять что
он за человек. Для этого надо хотя бы знать, с кем это он дру¬
жит? Вот — Расплюев: кто он такой? А чистых и внимательных
глаз Муромского не выдержать прожженному шельмецу. Но ведь
ему, Расплюеву, поручено занять отца Лидочки и дать свободу
действий Кречинскому. Вот он и занимает его, как умеет.
И неизвестно, чем бы кончилась эта игра, не явись Федор,
слуга в доме Кречинского, с подносом, заставленным стаканами
чая. Расплюев первый тянется к чаю, но Федор обносит его и
протягивает стакан Муромскому. Конечно, гостю — первому! Рас¬
плюев вежливо кланяется. Но пока он церемонился, Федор ото¬
шел...
Варламов передвигает свой стакан Давыдову, тот возвращает
его Варламову. И так — два-три раза, до тех пор, пока стакан не
оказывается посредине стола: ни тому, ни другому. И оба хотят
пить, оба глаз не отведут от стакана. Варламов вздыхает, откли¬
кается вздохом Давыдов. И молчат.
Прошло уже несколько минут, а Муромский и Расплюев и
словом не обмолвились. Варламов и Давыдов пока что отделыва¬
лись одними жестами и мимикой.
Наконец Варламов откидывается на спинку дивана и спра¬
шивает совершенно безразличным тоном:
— В военной службе изволите служить или в статской?
Варламов самим этим вопросом давал понять, что ему все
равно, каков будет ответ. А Расплюев почему-то замямлил:
— В ста... в ст... в воен... в статской-с... в статской-с.
Что это с ним? Варламов удивлен.
— Жить изволите в Москве или в деревне?
Это уже важный для Муромского вопрос.
— В Москве-с, в Москве-с...
Махнув рукой, Варламов отворачивается. Понятно: городской
бездельник! Что с ним толковать?
А Расплюев сообразил, что дал маху. И поспешно добавляет:
— ...то есть иногда в Москве-с. А больше в деревне, в деревне.
Уж тут у Муромского появляется интерес к собеседнику.
— Скажите, в какой губернии имеется свое поместье?
Невинно начатый разговор вдруг оборачивается пристрастным
допросом. В начале Муромский и не замечает, как путается Рас¬
плюев в ответах, и продолжает спрашивать про имение, про зем¬
лю, про урожай, даже про то, кто у них в уезде предводителем...
Впрочем, как это сказал Расплюев? Ардатовский уезд Симбирской
губернии? Путает, господин хороший. Ардатовский-то Нижего¬
родской приходится! Ату его! Муромский входит в охотничий
раж, а Расплюев, как затравленный заяц, петляет, не дается.
Давыдов начинал заикаться, проглатывать слова, только б не
брякнуть чего лишнего. И Варламов, как бы заразившись от со¬
беседника, пошел заикаться. Уже слов-то не разобрать, одни меж¬
дометия:
— А вы... вы... То-то того?
— Вот-вот, ага... Ох, угу!
Варламов и Давыдов так увлеклись, что не только Муромский,
даже зрители не видят, не слышат, о чем там, в другом углу ком¬
наты, шепчутся Кречинский с Лидочкой. Но все-таки Кречин-
ский учуял опасность: надо выручать, Расплюев заврался, и об¬
ман может обнажиться. Кречинский показывает на портрет не¬
коего генерала, который висит на стене, и сообщает, что это — его
дед и что Иван Антонович (то бишь Расплюев) помнит того
деда.
Варламов вставал с места, подходил к портрету, вглядывался
в него, переводил глаза на Кречинского, снова на портрет: срав¬
нивал, искал сходство и даже как будто находил его, одобритель¬
но кивал головой, вроде бы успокаивался. Да, генерал на портре¬
те — человек почтенный. И Расплюев, глядите, облокотился о
сттинку кресла, как тот генерал... И Варламов удовлетворенно
смеялся. И смеялись все: Кречинский, Лидочка, сам Расплюев и
все зрители/
Так, благодушным смехом и завершалась сценка допроса. Пой-
мался не Расплюев, а сам Муромский? Поймался на пустяке?
Нет, еще нет!
Должен еще появиться Нелькин с обвинением в том, что Кре-
чинский украл драгоценный солитер Лидочки, а Кречинский —
доказать, что Нелькин лжет; он, Кречинский, еще должен разыг¬