Выбрать главу

ную улицу (ныне улица зодчего Росси), которая упирается

в Александринку.

Являлся в театр за два часа до спектакля, чтобы переодеться,

загримироваться не спеша. Не надо было звать его на сцену или

поторапливать. Сам ждал готовый, уже сидя в кулисах.

XI

Кажется, уж куда полнее быть нашей «Чеховиане»?

Собрано все, написанное Чеховым, все, написанное о нем.

Изданы-переизданы все воспоминания об Антоне Павловиче,

о котором писал каждый, кто встречался, знался с ним. Такой

уж был человек пленительной простоты и душевного богатства.

И все-таки есть один пробел в воспоминаниях о Чехове: две-

три странички, продиктованные Константином Александровичем

Варламовым некоему газетчику. Затерялись они в подшивке

давно забытых газетных листов («Петербургская газета», 17ян¬

варя 1910 г.), не вошли в литературный обиход.

А ведь они очень интересны. В них увиден Чехов глазами

человека незаурядной наблюдательности. Да хорошо виден и сам

Варламов. И какой-то особый настрой взаимных отношений

Чехова и Варламова. Надо бы пополнить литературу о Чехове

и этими воспоминаниями. Сдается, что станет она богаче не

просто на две-три странички, а побольше.

«Мое первое знакомство с Чеховым, тогда еще молодым че¬

ловеком, было довольно оригинально.

У нас ставили «Чайку». Я пришел в театр и отправился

в свою уборную, которая была отделена от соседней только тон¬

кой перегородкой.

Вижу — стоят чьи-то галоши. Смотрю — буквы «А. Ч.». Ду¬

мал, думал, кому они могут принадлежать, так и не догадался.

Махнул рукой и пошел к себе. Стал снимать шубу и вдруг

остановился... За стеной буквально раздавались звуки виолон¬

чели.

Чарующие звуки так охватили меня, что я прямо онемел —

стоял с закрытыми глазами и упивался ими.

Звуки так и лились... Это говорил кто-то мне не известный,

ясно было одно: этот голос не принадлежит нашему артисту.

Только тут я вспомнил про буквы «А. Ч.» в галошах. Это — его

голос, неизвестного мне человека.

Я разделся и пошел в соседнюю со своей уборную. Посредине

ее стоял высокий, худощавый господин в пенсне. Он говорил

о чем-то самом обыкновенном. Но что это был за голос...

Не выдержал я и быстро подошел к незнакомцу.

—       Вы поете? — спросил я.

—       Нет, не пробовал никогда, — отвечал он мне.

—       Так учитесь, учитесь же. Ведь у вас чудный голос.

Обладатель этого голоса удивленно посмотрел на меня и

сказал:

—       Позвольте представиться — Чехов.

Так я познакомился с автором «Чайки», «Иванова», «Виш¬

невого сада» и многих других вещей, в которых я играл и играю

до сих пор.

Чехов тогда еще мало был известен. Эго была его первая

связь с театром. Он только собирался блистать.

Для меня он был в то время лишь молодым талантливым

человеком. Я преклонялся перед нашими колоссами литературы,

с многими из которых встречался. Об этих встречах я рассказы¬

вал и Антону Павловичу. Он охотно меня слушал.

Вот встреча с теперешним Чеховым — была бы другое дело!

Теперь — это величина. И большая! Но его уже нет...

Чехов был удивительно мил и симпатичен. Но совершенно

другим становился он, когда бывал не в духе. Лицо его станови¬

лось каким-то бледно-серым, лоб морщился. Часто и очень часто

Антон Павлович как-то задумывался о чем-то своем.

Меня Чехов очень любил. Я всегда действовал на него как-то

ободряюще. Стоило мне только появиться в дверях, и Ан¬

тон Павлович начинал улыбаться, становился весел и сразу

оживал.

Он относился ко мне удивительно хорошо. Но ни он сам, ни

я не могли долго понять и объяснить характер этих отношений.

Выяснилось это как-то случайно.

Я был однажды болен и меня навестил отец Иоанн Крон¬

штадтский. Прощаясь, отец Иоанн положил мне на голову руку

и сказал:

—       Ничего, ничего, большой ребенок, поправишься скоро и

будешь здоров.

Встретившись после своей болезни с Чеховым, я рассказал