По Чехову, начав какой-нибудь разговор, Пищик вдруг на
полслове засыпает и тут же просыпается. Варламов играл эти
«сонные паузы», медленно притишая голос, замирая, через мгно¬
вение, взрогнув, продолжал свою речь нелепо громко. А в частых
случаях, когда Пищик не участвует в общей беседе, Варламов
садился в сторонке и, склонив голову на грудь, спал, чтобы вдруг
очнуться и произнести на всякий случай:
— Вы подумайте!
И всегда кстати!
С превеликим удовольствием играл он чудесный шуточный
эпизод, словно написанный Антошей Чехонте.
— Сто тридцать уже достал... (Ощупывает карманы, встре¬
воженно.) Деньги пропали! Потерял деньги. (Сквозь слезы.) Где
деньги? (Радостно.) Вот они, за подкладкой...
Всего за полминуты — «встревоженно», «сквозь слезы», «ра¬
достно»! Стремительная смена настроений, счастливое приволье
для мимиста. Варламов упивался этой полминутной возмож¬
ностью стать главным лицом на сцене, приковать к себе все¬
общее внимание.
По многим свидетельствам был великолепен в четвертом дей¬
ствии.
Вишневый сад продан, его хозяева покидают родовую усадьбу.
Симеонов-Пищик врывается в дом на радостях-: у него завелись
деньги, и он наконец-то может вернуть свои долги Раневской,
Лопахину. А тут — мебель свалена в один угол, собраны чемо¬
даны: предотъездная суета.
Варламов вел эту сцену так, словно один он, Пищик, понимает
всю тяжесть бедствия, краха образа жизни, прежде так безмя¬
тежно украшенной белым цветением вишневого сада. Легкодум¬
ные Раневская и Гаев, кажется, так и не сообразили, что поте¬
ряли. Аня и Петя Трофимов полны веры, что «начинается новая
жизнь, лучшая»... Лопахин еле скрывает свое счастье и торже¬
ство: вишневый сад достался ему!
В спектакле Александрийского театра роль Раневской играла
Вера Аркадьевна Мичурина-Самойлова. Она рассказывает о Вар¬
ламове в этой сцене:
«...Несколько несвязных слов и, наконец, прощается.
Здесь Варламов делал большую паузу, целовал мне руку, за¬
тем отходил к окну и, не оборачиваясь, произносил последнюю
реплику:
— Дашенька вам кланялась...
В его голосе дрожали слезы, он вынимал из заднего кармана
большой платок и, оставаясь спиной к зрителям, вытирал глаза.
Нельзя передать того потрясающего впечатления, которое он
производил на всех в этом месте. Весь зал замирал.
Для меня фраза Варламова — «Кланялась вам Дашенька» —
была ключом ко всему четвертому акту. И если я играла его
хорошо, то потому, что импульс исходил от Варламова.
На одной из репетиций он произнес эту фразу не так, как
всегда.
— Костенька, неужели вы меняете это место? — с волнением
спросила я. — Ведь я живу вашей интонацией.
— Буду, буду, сегодня только себя поберег.
— Мне нужны ваши слезы, — добавила я.
Он грустно улыбнулся:
— Вам они нужны, а вот другие не верят слезам Варламова»...
После неудачи первого представления «Чайки» Антон Павло¬
вич Чехов обходил Александринку. Новой постановки «Чайки»
он не видел. Не видел Варламова в роли Сорина.
А «Вишневый сад» был поставлен уже после смерти автора.
XII
В последний день XIX века, 31 декабря 1899 года, Констан¬
тин Александрович Варламов задал великий пир в своем доме.
Стол ломился от обильной снеди, французских вин, шусговского
коньяка и смирновской «белоголовой» водки. Гостей было —
тьма. Встречали Новый год, Новый век!
Ровно в двенадцать часов ночи поднялся хлебосольный хо¬
зяин с места во главе стола и предложил тост за Новый год, за
Новый век. И торжественно чокнулся с календарем, что висел на
стене. А на первом листке календаря, с которого еще не сорвана
ни одна страничка, крупными красными буквами выведено
«1900». Красными... Никому тут и невдомек, что новый, XX век
так и пройдет в России под этим победительным цветом рево¬
люционных бурь.
Начинался великий век свершений и преобразований, исто¬
рическая веха в жизни всего человечества.