Все письма Сенеки за то время, а также и большая часть его последних сочинений, насквозь проникнуты мыслью о смерти, в виду чего позволительно предположение, что если он и выносил свою жизнь, то только благодаря поддерживавшему его сознанию, что в его власти положить конец этой жизни, если выносить ее дольше станет ему не под силу. «Ведь умереть, — часто говорил он, — в сущности ничто иное, как только не быть».
Не менее были безотрадны взгляды на жизнь, господствовавшие и среди того кружка золотой молодежи, какой окружал себя Нерон. Словом, во всех сферах римского образованного общества чувствовалось полнейшее отсутствие какой-либо твердой почвы под ногами и все более или менее ясно сознавали, что под их зеленеющими и цветущими виноградниками тлеет готовый ежеминутно вспыхнуть огонь вулкана. Семейная жизнь, простая беседа друзей, собрание приятелей и добрых знакомых, скромные пирушки и пышные банкеты, литература и философия, богатство и самая добродетель — словом, все было сопряжено с опасностью и грозило лишением жизни; а если что и могло служить некоторым ограждением от такой опасности, то единственно только умение молча терпеть, стараясь при этом не занимать по возможности никаких особенно выдающихся должностей, не проявлять никаких особых дарований и тщательно избегать как в общественных местах, так даже и у себя дома, всяких таких разговоров, к которым бы не примешивалась значительная доля похвал и льстивых выражений по адресу императора.
От времени до времени прорывались те или другие прискорбные инциденты, которые, точно горная смола, всплывающая с глубины мертвого моря на его поверхность, красноречиво говорили о глубоких и гнойных язвах, прикрытых лишь тонкой оболочкой внешней цивилизации. К числу подобных инцидентов можно по справедливости отнести, например, печальную участь, постигшую народного трибуна и одного из товарищей Нерона по кутежам, Октавия Сагитту, сосланного за убийство одной благородной римской матроны, бессовестно долгое время кокетничавшей с ним; а также и грубую непристойную выходку в присутствии всего сената одного престарелого, известного всему Риму доносчика против Сенеки. Однако Нерон на все это смотрел очень равнодушно и совершенно безучастно, так как мало-помалу все более попадал под роковое влияние очаровательной жены своего ближайшего друга Отона, Поппеи, которая даже в большей степени, чем изверг Тигеллин, содействовала быстрому развитию наиболее злых и дурных сторон натуры молодого императора.
Богато наделенная и красотой, и умом, и всякими дарами, за исключением дара быть добродетельной, Поппея с первой же минуты приковала к себе прихотливое воображение легкомысленного и впечатлительного Нерона и была уверена как в своей победе над ним, так и в том, что отныне титул Августы со всем его почетом и блеском для нее не более как вопрос времени. Но, конечно, для достижения такой высоты надо было преодолеть сначала кое-какие стоявшие ей поперек дороги преграды. Во-первых, ее муж, изящный Отон, все еще любил ее до безумия; а во-вторых, и сам Нерон все еще преклонялся перед Отоном, как перед лучшим образцом светского лоска и изящества, и был далек от всякого помысла отделаться от неизменного товарища всех своих пиров и кутежей, а тем менее отделаться от него путем смертной казни. Вдобавок император все еще дорожил и общественным мнением настолько, чтобы не решиться идти против него очень явно, открыто отняв Поппею у мужа, чтобы заместить ею всеми глубоко уважаемую за доброту и целомудрие Октавию — эту любимицу войска, как родную племянницу незабвенного Германика.
По все эти препятствия Поппея твердо положила себе одолеть, и с этой целью неустанно подстрекала влюбленного в нее императора на различные кровавые злодеяния, опозорившие его имя. Таким образом путем двух убийств и расторжения двух браков действительно ей удалось проложить себе дорогу к тому жалкому престолу, из-за которого уже пролито было столько крови и совершено столько длинным рядом прошедших черных дел.
Первым мужем Поппеи был некий Креспин, от которого у нее был сын. Позднее она вышла замуж за блестящего Отона, считавшегося не без основания одним из изящнейших представителей римской богатой молодежи; но при этом выборе Поппея уже с самого начала руководствовалась честолюбивым замыслом пробить себе дорогу к сфере более возвышенной и со временем сделаться императрицей, для чего и приложила все свои старания очаровать Нерона и пленить его своей красотой.