Полочка за дверью была пуста. Осознав, что его неуклюжесть или неловкость не причём, мужчина выдохнул облегчённо и шумно и, лишь потом повернулся к Ивановичам. Его лицо озаряла улыбка. Эта улыбка была настолько невероятно искренней, открытой, что в какой-то момент обоим Ивановичам показалось, что перед ними стоял не взрослый мужчина, робеющий самого себя благодаря очевидному комплексу не полноценности, а пятилетний мальчишка, дождавшийся исполнения своей самой заветной мечты. Позднее Арсений Иванович скажет: «Я думал, что людей, способных так улыбаться уже давно не существует», а Евгений Иванович с ним согласится, но сейчас, неожиданно увидев перед собой такую непосредственную радость, Арсений Иванович заулыбался в ответ ещё шире, а Евгений Иванович даже хохотнул от неожиданности.
— А где? — перестав улыбаться, тихо и грустно спросил мужчина, указав на пустую полочку за своей спиной.
— А здесь, — снова хохотнул Евгений Иванович и обратил внимание мужчины на микроволновую печь, кивнув в её сторону подбородком. На микроволновке покоились полтора десятка каштанчиков.
— Можно я посмотрю книгу, которая вызвала мой интерес в прошлый раз? — решив вопрос с каштанами, мужчина окончательно успокоился.
— Конечно. Именно для этого книжная лавка «Читай» и существует, — ответил Евгений Иванович и сделал приглашающий к полкам жест. Его удивило, что в свой первый визит, опрометью выскакивавший из лавки мужчина, успел прицелиться к какой-то книге, но вида он не подал.
Посетитель скрылся за стеллажом. Несколько минут в книжной лавке стояла тишина, затем хлопнула дверь, ведущая на Старогородскую улицу, давая понять старикам, что странный и застенчивый визитёр покинул их заведение.
Очередной визит мужчина сделал на следующий день. Он неспешно открыл дверь, и, переступив порог, кивнул старикам чуть заметно, пряча при этом стыдливо глаза, словно что-то украл. Затем быстро и целенаправленно прошёл между стеллажей, взял заинтересовавшую его книгу и вернулся на ту половину лавки, где ждал посетителей старый потёртый диван. Ивановичи, занятые на этот момент готовлением и обсуждением дочитанного до конца «Официоза», переглянулись и продолжили прерванный разговор:
— В целом повесть хорошая и я не понимаю, почему она не получила такой известности как, к примеру, более ранняя повесть «Неуклюжий мастер». Но, не смотря на свою привлекательность, она разительно отличается от всего, что написал Набоков до «Официоза». Словно это произведение создал кто-то другой, причём, не слишком заботясь о сохранении стиля автора, — произнёс Евгений Иванович, просеивая муку через сито на чисто вымытую клеёнку, которой он накрывал полированную крышку дубового стола каждый раз, когда начинал готовить.
— Думаю, причина во влиянии на него творческих тенденций западного мира. К моменту написания «Официоза», автор слишком долго прожил в Америке. — Арсений Иванович сидел за столом, держа «Официоз» Набокова в руке цепко и надёжно, словно боялся, что книга может выпрыгнуть из рук и убежать.
— Поясни, — не отрываясь от своего занятия, спросил Евгений Иванович.
— Всё просто. Западная литература в своей основе всегда стремилась к упрощению содержания, увлекая читателя тайной и интригой. Именно из такой тяги к тайне и упрощению повествования вырос жанр детектива. Детектив, сугубо западное явление. Наши литераторы тяготели к передаче чувств и эмоций, которые требовали многословности и красочности. Когда Набоков творил в России, его ранние произведения рождались под влиянием русской литературы, а «Официоз» - это продукт исключительно западных тенденций.
В соседнем помещении раздался беспорядочный стук, словно кто-то пытался перевернуть алюминиевую тарелку, наступая ногой на её край, но у него никак не получалось.