Итак, предшествуемая стоустой молвой, в стены города въезжает во главе с инквизитором процессия людей с перьями — нотариусов, канцеляристов, писцов — и людей с оружием — лучников, копейщиков, тюремных стражников. Они поселяются во дворце епископа или в монастыре, и объявляется «время милосердия», длящееся, как правило, неделю. Все, кто добровольно явится с повинной в этот период, не будут казнены, заключены в тюрьму, и у них не конфискуют имущество. Но взамен они дадут информацию, из которой сплетается сеть подозрений.
Люди, приходящие в этот период, признаются обычно в незначительных или воображаемых преступлениях, как, например, тот мельник из Белькера, который заявил, что не верил в помощь святого Мартина, когда строил мельницу. Но такой человек в мокрой от страха рубашке определенно знает много больше, и от него можно, к примеру, узнать, кто двадцать лет назад поклонился на улице «совершенному». Имена доносчиков сохранялись в тайне, и достаточно было показаний двух анонимных свидетелей, чтобы начать следствие. Инквизитор объединял функции, которые в нормальном судебном процессе разделены: был следователем, прокурором и судьей, выносящим приговор. Даже другие духовные лица, участвовавшие в процессе, не имели права голоса. Виновен или невиновен подсудимый, решала совесть одного-единственного человека.
Подозреваемому вручали повестку, велящую ему предстать перед трибуналом инквизиции. Допрашиваемый не знал обвинительного акта, что давало следователям громадное преимущество: обвиняемые зачастую рассказывали гораздо больше, чем ожидалось. После допросов их либо заключали в тюрьму, либо оставляли на свободе, но под надзором. Тюрьмы (в ту эпоху эта область архитектуры беспримерно развивалась) были жуткие, в чем можно убедиться, осматривая казематы в Тулузе и Каркасоне — черные ямы под землей, где невозможно было ни лежать, ни стоять в полный рост. Голод, жажда и цепи ломали самых несгибаемых.
Если подозреваемый проявлял стойкость, применяли пытки. Этот способ получения признаний широко использовался в светском судопроизводстве, когда речь шла о тяжких преступлениях, духовные же суды относились к нему крайне сдержанно; в любом случае считалось, что пытки не должны приводить ни к членовредительству, ни к пролитию крови. Широко была распространена порка, каковую производили с большой сноровкой и знанием, как причинить максимальную боль (в этой области имелись высоко ценимые специалисты). Булла Иннокентия IV{176} от 15 мая 1252 года узаконивает пытки.
Признание обвиняемого было, в сущности, чистой формальностью, так как для вынесения приговора достаточно было доносов двух человек. Но жизнь доносчиков была не из легких. Выдавший семерых «совершенных» был зарезан в собственной постели, а глашатая из Думенжа за такой же поступок неизвестные повесили на суку засохшего дерева. Так что доносчики предпочитали называть имена уже умерших либо тех, кто сумел укрыться в недоступных крепостях Монсегюр и Керибюс.
Костры, надо признаться, предназначались только для «совершенных» или же для абсолютно непримиримых и закосневших в ереси катаров. Остальным назначались канонические кары, которые тем не менее оказывали серьезное влияние на жизнь наказанных. Ношение креста на одежде, к чему приговаривались те, кто самолично и без принуждения признался в своих винах, приводило к бойкоту там, где широко была распространена ересь, и вызывало подозрения в доносительстве инквизиции.
Принудительное паломничество (при этом намеренно назначались отдаленные местности, что оказывалось серьезным финансовым испытанием для семьи приговоренного) длилось от пяти месяцев до нескольких лет, когда речь шла о рыцарях, которых отсылали в Святую Землю или в Константинополь. Подобное наказание могло быть назначено тому, кто во время плавания на корабле обменялся несколькими словами с катаром или, будучи одиннадцатилетним ребенком, по приказу родителей поклонился на улице «совершенному».