— Вертушка, — внезапно произносит Джиджи. — Слышите?
Госпожа Ди Гримальдо. Признаться, я уже и забыл о ней. «Вуп-вуп-вуп» — лопасти разгоняются на крыше Дворца правосудия. Ещё минута — и вертолёт проносится над тысячами голов, сопровождаемый оглушительным свистом танцующих на поверженном памятнике варваров. Сваленные на площади верноподданнические плакаты жалобно трепыхаются и скользят над асфальтом, словно пытаясь убраться отсюда вместе с дуче.
Гриз Тиль провожает её фирменным смехом — весёлым и злым. Моя германская принцесса хаоса.
Десятки варваров толпятся и скачут на захваченном балконе, свесив через перила продырявленные флаги, но мой глаз цепляется лишь за одно знамя — тоже красное, с чёрным руническим вороном и перекрещенными на его фоне мечами. Удерживающая флаг девушка слегка наклоняет голову и отдаёт честь, насмешливо зеленея глазами поверх натянутого до переносицы платка.
С того самого места, откуда четверть часа назад толкала речь Франческа Ди Гримальдо, мне салютует Пикси.
Донесение XXXV
от: Вивул Заммит
кому: дорогой дневник
локация: Рим
дата: день операции «Миллениум»
В ожидании принца Константина, Супер Йоли и их свиты мы затусили перед телецентром, куда парни из Столичного корпуса согнали украшенные продырявленными флагами танки. Прямо возле разбитой вдребезги витрины, в тёмных глубинах которой показывает «Красавицу и чудовище» чудом выживший телевизор. На минуточку, у нас вообще-то включён RAR3, главный государственный рупор пропаганды.
Трупы, танки, озабоченные лица высокопоставленных персон являются стандартной ТВ-картинкой в дни революций, но, если эфир центрального канала зомбоящика вместо вечерних новостей и политических ток-шоу вдруг оккупировал заколдованный канделябр, приглашающий крошку Белль отужинать, — вот тогда можете паниковать по-настоящему. Коли увидели такое — бегите скорее в бункер. Хватайте домашних животных, консервы и спички. Всё очень плохо.
Гриз говорит с танка:
— Моя любимая сказка... Не смотрела этот мультик с той осени в британском приюте.
Гриз сидит на крыше моторного отсека, поджав ноги под себя, и затягивается сигареткой — пользуется отсутствием кузена.
— Во время фашистского переворота, — продолжает она, — по телику крутили «Короля льва». — Вспоминает, подняв глаза к небу: — В Персии показывали «Историю игрушек». В те самые часы, когда исламисты развешивали сторонников шаха на стрелах автокранов. А на востоке Европы обычно включают балет.
Да-да, помню.
Пёстрое здание аппаратно-студийного комплекса смотрит ей в спину выгоревшими глазницами окон. Чуть дальше пропадает в облаках шестисотметровая эрегированная игла римской телебашни, самого высокого сооружения Вечного города и всей подконтрольной ему Европы. Не помню, как она называется. Должно быть, Торре-ди-Пропаганда или что-то в таком духе.
В данный момент здесь не происходит ничего особенного, зато до обеда, если верить рассказам очевидцев, творилось веселье. Когда проимператорские силы подошли к телецентру, по ним открыли огонь верные дуче парашютисты из бригады трибуна Тартаре, занявшие аппаратно-студийный комплекс несколькими часами ранее. В ответ танкисты отгрузили по оконным проёмам десяток-другой снарядов — от попаданий из пушек здание загорелось и оборонявший его отряд десантников капитулировал.
Под вечер стало спокойнее, даже выстрелов не слышно. На кепи ближайшего к нам солдата, на том месте, где раньше была кокарда, можно разглядеть характерный отпечаток — не выгоревший под солнцем овал. Снятая кокарда с фасциями — спонтанно возникший опознавательный знак легионов, перешедших на сторону оппозиции. Солдат шкрябает метлой, сгребая в одну кучку осколки стекла и прочие следы утреннего боя. Другие парни в оливковом согнулись над машинкой для набивки пулемётных лент: один насыпает патроны в воронку, а второй — звяк-звяк — прокручивает рукоять, словно старательная домохозяйка за механической мясорубкой. Женщина в джинсовой куртке перемещается от танка к танку, угощая экипажи домашним печеньем с подноса. Кухонная утварь из замка Чудовища предлагает позабыть грусть и злость.
— Последние девять часов этого тысячелетия, Вивул, — произносит Гриз. — Волнительно, не правда ли? Как думаешь, кто зачитает новогоднее обращение?
С Ватиканского холма сейчас должны зазвучать колокола апокалипсиса, только на юго-востоке Рима их не слышно. Крупинки снега вываливаются из серых туч. Оседая, они делают меня похожим на присыпанного солью зануду Когсворта.