И пока мы пытаемся это сделать, картинка в телике снова сменяется: на сей раз нам показывают вчерашний грандиозный митинг и людей, пляшущих на поваленном памятнике Сильвио Ди Гримальдо.
Следующие кадры: заставленная танками и усеянная лоялистским мусором площадь перед Хуйцом правосудия.
В Риме, говорит диктор, граждане восстали против тирании.
Следующие кадры: орава протестующих скачет на столах в большом зале заседаний, а в кресле верховного судьи восседает почти незаметная на их фоне Пикси.
— Вот сучка, — жалуется с танка Гриз. — Фактически тот митинг взорвала я, но в телике оказалась ирландская стерва. — Она демонстрирует экранной Пикси вытянутые средние пальцы.
Моя длинноногая хаотик гуд.
Следующие кадры: армейский грузовик катит мимо Олимпийского стадиона в сторону Пьяцца ди Гримальдо. Плотно набившиеся в его кузов гражданские показывают «виктори» и размахивают продырявленными флагами. Скопившиеся на тротуарах единомышленники приветствуют их криками.
Следующие кадры: люди укрываются за танком, ползущим мимо магазина одежды. Модно разодетые манекены с пластмассовым спокойствием следят за ними из частично заколоченной обители.
Горожане и армия, говорит диктор, плечом к плечу противостоят бандитам, открывшим стрельбу по безоружным манифестантам.
Мир вокруг наполнен трескотнёй, и это уже следующий кадр, в котором солдаты ведут огонь поверх парапета набережной. Их противник расположился где-то на противоположном берегу Тибра.
Ещё кадры: протестующие загружают раненого товарища в подкатившее такси. Эти ребята не то чтобы безоружны: по крайней мере, у одного из них за спиной висит винтовка.
Ещё кадры: кровавый ручеёк утекает в ливневую канализацию.
Ещё кадры: четверо военных с нашивками II легиона тащат чей-то труп через газон от лесочка к шоссе. По словам диктора, это снайпер АИСИ. Он стрелял по людям из парка на Монте Марио и был уничтожен.
Диктор рассказывает, что интенсивные бои продолжаются возле штаб-квартиры фашистской милиции, на подступах к Квиринальскому дворцу, а также в районе аэропорта Фьюмичино. Но и в других местах замечены террористы, открывшие огонь по горожанам и военным.
«Терорристы» — прямо так и говорит.
— Как изменчив мир, Вивул. — Гриз иронично разводит руками. — Ещё вчера «террористами» называли сторонников императора, а сегодня этот ярлык незаметно переклеили на фашистов Франчески.
Ловлю себя на мысли, что Киран мог бы гордиться работой подопечных. За одним исключением: мы возвращаем римский трон не совсем тем Комнинам.
Ещё кадры: вертолёт закладывает вираж над Ватиканом с его Собором святого Петра и площадью, заполненной ожидающими конца света христианами.
Ещё: тела, небрежно складированные в коридоре госпиталя, и багровые лужи на полу.
Алёнушка бесшумно присоединяется к нам в промежутке между вертолётом и госпиталем. Она одета во всё чёрное и удобное, как и Гриз, и на её груди покоится на широком ремне автомат Калашникова. Давненько не видел нашу новгородскую подругу такой настоящей и серьёзной, без нарочитой развязности. Какое-то время Алёнушка просто стоит рядом — сжимает и разжимает пальцы, вместе с нами отслеживая новости на экране, пока я не спрашиваю:
— Ты долго. С Пикси заболталась?
RAR3 временно вырубает хроники революции, чтобы снова пустить в эфир речь принца Константина, но уже в записи.
— Пикси — всё, — медленно отвечает Алёнушка, по-прежнему глядя в телик. — Убита сегодня утром. Охотилась в тринадцатой муниципии и напоролась на военный патруль. Ангус смог уйти, а Пикси погибла в перестрелке... Он мне рассказал.
Снегопад усиливается, и мир вокруг нас окрашивается в антиутопичные оттенки серого и зелёного из-за клубящихся над городом туч и расставленной повсюду военной техники. Утоливший информационный голод народ потихоньку расходится по своим делам.
— Надо же, — бормочет Гриз. — Кто бы мог подумать, что Пикси откинется так тупо. Эта рыжая была крепкой сукой.
Она спрыгивает с танка и, преодолев расстояние до нас в три размашистых шага, приобнимает Алёнушку со спины.
— Это ты принесла снег в Рим, да? Завязывай с русской тоской. Всё почти закончилось. Семь лет, Алёнушка. Семь лет с дуче, Ма-шесть и прочим сраным дерьмом — всё осталось позади.
Губы Алёнушки растягиваются в полуулыбке. Выходит кисло, словно за прошедшие недели она совсем разучилась радоваться. И с чего бы? Эти мне непонятные русские.
— Позади… да, — подтверждает Алёнушка, слегка выгибаясь за обхватившей её рукой.
— …Они идут! — чей-то голос возвещает о приближении принца Константина и свиты.