Дюжина мужчин и женщин отделяется от входа в телецентр: часть из них усаживается в автомобили, но большинство направляются сквозь танки и солдат прямиком в сторону павильона, где светится красная буква «М». Константин Комнин с верной Супер Йоли возглавляют ватагу, а телохранители — фрёкен Лунд и краснолицый скрелинг Лисье Ухо — шагают по обе стороны от них.
Йоланда Комнин свистит и машет нам рукой, жестом приглашая присоединяться.
— Угадай, — говорит она, когда Гриз оказывается достаточно близко, — куда собрался Костас?
Не дожидаясь верного ответа, даёт его сама:
— На Капитолийский холм. На метро. Беседовать с Франческой. — Она смотрит мужу в спину, прищурив серо-голубые глаза и укоризненно приоткрыв рот. — Я ему говорила, что следует просто закончить начатое и перебить всех к хуям, но Костас… Ты знаешь: Костас — добрый полицейский в нашей команде. Он не хочет бойни в новогоднюю ночь.
Константин Комнин оглядывается через плечо, спускаясь по ступеням следом за фрёкен Лунд.
— Йоланда, — отзывается он, — каждую минуту на улицах Рима умирает римский гражданин. Я не стану сидеть, как древний божок, если появилась реальная возможность спасти сотню-другую жизней. Даже Франческа, дьявол её дери, она не только наша бывшая подруга, но и подданная Комнинов. К тому же я обещал Энцо, что вытащу всех ребят и девчат из Латины-семьдесят-два по возможности живыми.
— ...Я всегда верил в твое великодушие, Костас, — поддакивает человек, которого Гриз назвала Дженнаро Риминуччи.
На станции Чентрочелле так пусто, что можно снимать ужастики в постапокалиптическом антураже. Последние пять или шесть дней римский метрополитен был закрыт по распоряжению префекта, однако после событий на Пьяцца ди Гримальдо департамент общественного транспорта присоединился к мятежу, и подземка возобновила работу.
Йоланда Комнин ловко перепрыгивает через вертушку турникета и, оказавшись по ту сторону, толкает изнутри дверь аварийного выхода.
— Милости прошу, — она смеётся, призывая нас заходить. — Прямо как в старые добрые времена. Всегда так делала, если поблизости не было полиции.
— Йоли, я не устану тебе повторять: не подавай дурной пример будущим подданным. Особенно тем из них, кто ещё юн. — Принц Константин бережно обнимает жену за плечи.
На платформе нет ни души, кроме двух варваров, которые направляются в обратную сторону и несмело пытаются сфоткаться с высокопоставленными персонами. Фрёкен Лунд прогоняет их прочь. Парни довольствуются благотворительным селфи с Зоей, которая старается никому не отказывать. Лисье Ухо смотрит на это неодобрительно, однако не вмешивается. По стенам Чентрочелле разбегаются зелёные полосы — цвет линии «С». Здесь всё жутко засранное и обшарпанное, как и практически везде в римских подземельях.
— Отсюда до Колизея и Капитолийского холма всего несколько остановок, — комментирует Зак. — Ехать в центр сейчас безопаснее всего под землёй.
Принц Константин, Макс Карони и Дженнаро Риминуччи обсуждают какие-то экономические вопросы — их разговоры для меня как китайская грамота. Информационное табло показывает, что экспресс с остановкой на станции Колизей прибудет через полторы минуты.
Гриз стоит на тактильном покрытии у самого края платформы, удерживая малютку Армалайт в левой руке. Она разглядывает местами отвалившуюся плитку и залежи бутылок между рельсами, а когда первый серебристый вагон проносится мимо, замедляя ход, оглядывается на меня и с вызовом морщит носик, словно спрашивает: «Ну что, венецианский пудель, ты готов пройти этот сюжет до конца?».
И я встряхиваю волосами. И склоняю подбородок, как бы отвечая: «Чёрт возьми, тысячу раз «да». С тобой я готов пройти бесконечное множество сюжетов». Двери разъезжаются в стороны.
— П-х-х-х-р! Чентрочелле, — сообщает голос из динамиков.
Единственный пассажир вагона — бездомный, одетый в шорты и замызганный ватник. Кроссовки на нём подозрительно приличные, правда, разных цветов. Бездомный возлежит на скамейке в дальнем углу, однако при виде новых попутчиков приподнимается.
— Святые угодники! — Продемонстрировав нам болельщицкий шарф футбольного клуба «Рома», он говорит сквозь спутанную бороду: — Если что, я никогда не любил фашистов.
— Почему же вы не отстаиваете гражданскую позицию там, наверху? — интеллигентно интересуется Макс Карони.
— Не-е, — бездомный отмахивается, харкает и опускает голову обратно на пакет-подушку, — наверху шумно и конец света обещали. Заканчивайте там поскорее, а я пока помолюсь за вас.
Состав стучит и качается, без остановки проскакивая одну станцию за другой. Строительные каски и щиты из дорожных знаков мелькают между колоннами вперемешку с оливковыми куртками военных. Через несколько слоёв земли, бетона и асфальта над нашими головами разворачивается самая настоящая уличная война.