Подле моей ноги на скамье лежат бюллетени. Выглядят они так:
ЖЕЛАЕШЬ ЛИ ТЫ, ЧТОБЫ ДИКТАТОРСКИЕ ПОЛНОМОЧИЯ НАШЕГО ДУЧЕ БЫЛИ ПРОДЛЕНЫ ЕЩЁ НА 6 (ШЕСТЬ) ЛЕТ?
▢ Да, я хочу видеть Европу снова великой
▢ Нет, я не патриот своей Родины
Сестра Габриэла считает, что вместо одной урны для голосования логичнее было бы поставить две: для тех, кто да, и тех, кто не патриот. Мол, так проще подсчитывать голоса. Нынче в Риме своеобразные представления о демократии.
Джиджи Виллани является на референдум в числе первых.
— «Рома» — «Бавария» уже послезавтра, — напоминает Джиджи, возбуждённо потирая руки, и опускает объёмный зад на жалобно стонущий школьный стульчик. — Не забыл? Я заранее сгораю от нетерпения... Наши парни находятся в лучшей форме и готовы рвать капустников. Есть чуйка, что это будет лучшая игра осени. — Он взволнованно хрустит пальцами.
Я выдаю Джиджи бюллетень, и он ставит автограф напротив своей фамилии.
— Чувак, — отвечаю, — пора тебе взять пример с футболистов «Ромы» и самому прийти в лучшую форму.
— Я готов, — клянётся Джиджи. — Если «Рома» выйдет в плей-офф, буду пробегать с тобой не двести метров за раз, а триста. — И уходит в кабинку для голосования.
Не успеваю я дожевать лепёшку и рассмотреть все ближайшие трещины на паркете, как на место Джиджи подсаживается боевик Номер 58 при всех своих древнеримских шмотках: блондинистом парике, тёмно-синей тунике и плаще.
— Выдавай свои бумажки быстрее, — говорит Пятьдесят Восемь. — Ганнибал у ворот, а Лульета точно просрёт Республику без меня.
Всё ясно: директор музея отпустил ненадолго.
— Ай, — сообщаю я, просматривая списки избирателей. — Твоего имени в списках избирателей нет. Должно быть, они по-прежнему считают тебя несовершеннолетней.
Напарница с возмущённым видом скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула. Приходится звать Ивонн, чтобы та разрешила выдать Пятьдесят Восемь бюллетень, предварительно внеся её имя в списки вручную. В момент, когда моя рука начинает выводить на бумаге «Пятьде...», задним умом понимаю: что-то не так. И быстренько, пока никто не заметил, замазываю следы преступления. Вписав «Доминика Монтелла», громко интересуюсь:
— Ивонн, а Мухаммед выйдет на поле послезавтра?
Уже успевшая удалиться на приличное расстояние Ивонн утвердительно кивает в ответ. Обслуживая следующего избирателя, слышу, как она говорит:
— Аттила! Что тебя к нам привело? Кто-то поставил лайк не туда или репостнул не то?..
Аттила. Только его здесь не хватало. Я начинаю посматривать в сторону дальней кабинки, где из-под занавески уже больше минуты торчат совсем не древнеримские ботинки Пятьдесят Восемь. Чем там можно заниматься столько времени?
— ...Взрыв в одиннадцатой, — доносится ответ Аттилы Орбана. — Местные идиотики подозревают обитателей Корвиале, но...
В этот момент из кабинки появляется Пятьдесят Восемь, и собеседник Ивонн переключает внимание на неё:
— Синьора Монтелла, — говорит он, глядя на неё сквозь немытую чёлку. — Надо же, и вы здесь. За Комнинов голосовали, небось, или кого там поддерживают в Лондиниуме?
Боги, как бы она не устроила поножовщину прямо здесь. Я мысленно утираю со лба несуществующий пот, но Аттила Орбан только смеётся, прикрыв рот папкой:
— Шутка!
— Я не голосую. — Пятьдесят Восемь полуулыбается-полускалится в ответ. Её ладонь прихлопывает свёрнутый бюллетень в щель урны. — Я назначаю консула.
Когда спустя шестьдесят пять избирателей, три лепёшки и пиццу серое небо за окнами спортивного зала становится чёрным, Ивонн объявляет сеанс народного волеизъявления завершённым. Чтобы поскорее покончить с фарсом, мы сдвигаем все парты вместе, и я высыпаю на залитый электрическим светом секционный стол демократии содержимое урны: пятьсот с лишним бюллетеней.
В 419 из них отмечено «Да, я хочу видеть Европу великой снова», в 105 — «Нет, я не патриот своей Родины». Ещё 28 испорчены.
Ивонн такие цифры в протокол вписать не может. Надув щёки и поморщив носик, она выносит вердикт:
— Семьдесят шесть процентов за дуче — недопустимо мало.
И мы замираем.
— Безобразие, — бурчит сбоку от меня сестра Габриэла. — Не район, а просто рассадник антигосударственных элементов. Не удивлюсь, если и британские шпионы тут успели завестись.
Ещё как, сестра Габриэла. Члены комиссии начинают взволнованно шушукаться, но наша Ивонн делает останавливающий жест ладонью: