— Если что-то взорвали, значит, сомалийцы. Если угнали машину, то албанцы. Рим — чудовищно расистский город, — извиняющимся тоном говорит Джиджи.
На подступах к стадиону зажигаются фонари, и мы выстраиваемся в рывками продвигающуюся на трибуны очередь. Понятия не имею, интересуется ли футболом моя напарница, но этим вечером она мимикрирует под болельщицу «Ромы»: под её кожаной курточкой надета их игровая футболка с фамилией «Никулеску» и номером 58 на спине. Тот футболист из Дакии идеально угадал с игровыми цифрами.
Разделённая на стройные ряды блестящими стальными барьерами толпа под шум и гам втягивается внутрь сооружения. Закат догорает над вершиной Монте Марио — красный и оранжевый, почти в цветах «Ромы».
— Хороший знак! — Джиджи поднимает пухлый палец в небо. — Наши парни должны разнести капустников.
— Суперсвязка Мухаммед-Никулеску отгрузит им не меньше трёшки, — с энтузиазмом соглашается Лульета. — Как в шестидесятые, когда «Рома» крошила всю капусту.
— Славные были времена, — вздыхает Джиджи. — Римляне побеждали, а туринскую старуху вышвырнули из лиги за подкуп судей.
Шестидесятые — это молодой и почти адекватный император Мануил, первые мини-юбки и густой аромат марихуаны, стелящийся между всеми семью холмами Рима. Я не застал то время, но совершенно очевидно, что в шестидесятые небо над Европой было намного голубее.
А мальчишка лет четырёх, рассевшийся на плечах мужчины впереди нас, кричит что есть сил:
— ЛИ-И-ИМЛЯНЕ! ВПЕЛЬО-О-О-ОД!
Стюарды в ярко-салатовых манишках проверяют наши билеты, прежде чем запустить внутрь стадиона. Очередь на Южную трибуну продвигается медленнее: полиция обыскивает фанатов «Ромы» на наличие разных запрещённых предметов — всякой пиротехники и холодного оружия. Говорят, что многие девушки — да и парни тоже — с фанатских секторов приноровились проносить на стадион файеры и петарды в своих технических отверстиях, куда полиция пока не лезет. Но это слухи, всего лишь слухи.
Ещё четверть часа уходит на то, чтобы добраться до наших мест на Тибрской трибуне, почти по центру. Олимпийский стадион сегодня забит до отказа. Люди, сидящие и стоящие на сиденьях, люди в проходах между трибунами, люди в буфетах и туалетах, люди везде. Все они одеты в красное и жёлтое за исключением нескольких тысяч болельщиков «Баварии», белой кучкой сосредоточившихся на Северной трибуне внутри живого кольца из карабинеров. Где-то наверху, под чёрным овалом ночного неба, восседают, спрятавшись за стёклами VIP-ложи, невидимые отсюда Конрад Хорниг и Франческа Ди Гримальдо. Пятьдесят Восемь недобро щурится, словно пытается их разыскать.
Фанаты с Южной трибуны уже развернули сотни квадратных метров баннеров. С самого крупного из них скалится капитолийская волчица, к чьим соскам прильнули младенцы Ромул и Рем. На другом баннере — дракон Цинской Империи, выдыхающий микробы на сапог Апеннинского полуострова. В перерывах между скандированиями во славу любимого клуба раздетые по пояс фанаты с 17-го и 18-го секторов поют: «ЛА-ЛА-ЛА, МЫ ВСЕ УМРЁМ!».
Я слышу, как Лульета обращается к своему парню, пытаясь перекричать все эти адские децибелы:
— Перфомансы «Ромы» самые охуенные!
Мощные прожекторы превращают ночь в день, заливая светом миллиардов свечей футбольное поле — изумрудно-зелёное с осенними проплешинами открытого грунта. Игроки «Ромы» носят традиционную домашнюю форму — красные трусы и футболки с большими жёлтыми номерами на спинах. «Бавария» одета в белое и чёрное. Когда игроки обеих команд выходят из подтрибунных помещений и включается гимн Лиги чемпионов, стадион взрывается оглушительным рёвом.
Со стартовым свистком дракон резко исчезает, а на его месте появляется другое, ещё более неполиткорректное полотнище: раскидистый дуб и похожий на дуче висельник, а над ними — двуглавый орёл. Точь в точь как на бюллетене Пятьдесят Восемь. Моя напарница смеётся, прикрывая рот рукой:
— Честно, не ожидала, что эта шутка станет настолько популярной.
Слитая Пьетрой Де Мартино фотка распространилась по интернету со скоростью света.
Под Южной трибуной вспыхивает первая схватка: целая центурия карабинеров не без труда отбирает и утаскивает оппозиционный баннер, однако ему на замену быстро приходят другие — не столь большие, но не менее антирежимные: «Фашисты нас не любят, но нам насрать», «Мы не из тех 149%» и, наконец, «Константин Комнин — наш император».