Митингующие выкрикивают: «Нет расизму!». И: «Мы не террористы!».
— Простите, ребята, — хихикает Пикси. — Это я вас подставила.
И тут же опровергает предыдущую новость:
— О! Бертолусси прорвался через фараонские заслоны и движется сюда. Рано мы запаниковали.
Я упираю правую руку в бетон, а левой удерживаю винтовку, цевьё которой лежит на парапете. В оптическом прицеле возникает группа мусульман: они спускают с флагштока одно из фашистских знамён, чтобы поменять его на старый императорский флаг с двуглавым орлом. Имам в белом тюрбане что-то вещает, стоя на лестнице у входа в галерею. Его слушают в основном женщины и пенсионеры, в то время как мужчины помоложе швыряются в полицию тем, что смогли отодрать от земли или строений.
— Время разбрасывать камни, — философски изрекает Пикси.
Техника карабинеров завывает сиренами на Виале делла Моска, направляясь на подмогу муниципальной полиции. Самоходный водомёт выдвигается под прикрытием облачённых в пластмассовые латы бойцов: карабинеры наступают сомкнутым строем, словно древнеримская «черепаха», отбивая летящие в них камни щитами и метр за метром оттесняя народные массы обратно к мечети.
— Идут! — Пикси приподнимается на коленях. Она направляет бинокль правее и ниже, в сторону железнодорожной станции.
Разумеется, она имеет в виду не карабинеров. Припыхтевшая к Кампи Спортиви электричка выпускает на платформу интересующую нас персону и его спутников: Рафаэль Бертолусси в сиреневом костюме идёт по центру, и надо сказать, что он действительно похож на Семидесятого. Я слежу за процессией через прицел, а Пикси смотрит в бинокль.
— Даже итальянские мужчины не умеют одеваться настолько стильно, — говорит она. — По-моему, он гей. — Затем добавляет: — Не стреляй, пока не остановится.
Бертолусси вскидывает руки на ходу, приветствуя сторонников. Митингующие стихийно скандируют то «Нет расизму!», то «Долой диктатуру!», то ещё что-то неразборчивое.
И Лульета. Я вижу её среди женщин, слушающих речь имама. Серый редингтон, джинсы и кроссовки: только на голове появился платок. Лульета, моя коллега по кукольному домику Капитолийского музея. Лульета всегда вела себя по-светски, и я даже забыла, что она мусульманка. Только знакомых мне здесь и не хватало. Пусть даже мимолётных.
Длиннобородый имам возводит руки к небу, и тут — «Бам!».
Хлопок резкий, как вылетевшая из бутылки пробка, взрывает пространство. Священник откидывается назад и как-то нелепо падает на площадку перед галереей.
Пикси поворачивается ко мне со словами:
— Это что сейчас было?
— Не знаю. — Отнимаю указательный палец от спускового крючка — мол, не он. — Точно не я.
«Бам!» — второй выстрел настигает одного из поднимавших флаг албанцев, и его голова лопается, словно выпавший из окна арбуз. Люди перед мечетью начинают беспорядочно перемещаться — все и вдруг. Мир внизу становится таким, будто кто-то нажал на кнопку ускоренной перемотки.
— Блядь, — ругается Пикси и прикладывает бинокль к глазам. — Стреляй в Бертолусси. Стреляй, пока не ушёл. Дистанция шестьсот пятьдесят.
Человек в сиреневом почти успевает скрыться за газетным киоском, пока я доворачиваю ствол на цель. Вдох. Палец вжимает спусковой крючок в скобу, приклад толкается в плечо, звук выстрела сливается с чьим-то ещё. Замечаю, что пуля вырвала кусок мяса из бедра бежавшего сбоку мужчины, но задела ли она самого Бертолусси — неясно. Они все исчезают за укрытием.
— Я попала? — спрашиваю у Пикси на выдохе.
— Не разглядела, — отвечает она. И в следующую секунду повышает голос: — Дерьмо, фараон засёк нашу позицию! Убей его! БЫСТРО!
Я отстраняюсь от парапета, дабы перезарядить винтовку. Бойня скрывается из поля зрения, и мир будто бы встаёт на паузу. «Кра-Крак-Клам!» — оттягиваю рукоять затвора назад и вновь бросаю вперёд. Горячая гильза выскакивает наружу и с мелодичным звоном подпрыгивает у моих ботинок. Признаюсь: леворукие стрелки действительно делают это чуть медленнее правшей. При этом мы теряем цель из виду на пару лишних секунд.
— Четыреста восемьдесят. Офицер. На автобусной остановке, — Пикси выплёвывает команды, стоя на коленях и направив трубы бинокля на цель. — БЫСТРО!
Не растрачивая драгоценные секунды на корректировку прицела, я прижимаю винтовку к плечу. Мишень ближе на полторы сотни метров — целься в руку, попадёшь в грудь. Вдох-выстрел. Пуля пробивает туловище карабинера насквозь. Он роняет рацию и падает на проезжую часть, а я опять скрываюсь за парапетом.
— Да, — подтверждает Пикси. — Ты попала.
Уцелевшие демонстранты убегают в парк Монте Антенне, а тела убитых остаются на присыпанных опавшей листвой газонах. Около автобусной остановки. На лестнице мечети. На влажном асфальте Виалле делла Моска лежит Лульета, и я не знаю, жива ли она ещё.