Гриз прикусывает губу, делая загадочное лицо. Мерцает оранжевый проблесковый маячок.
— Один позабытый супергерой. Скоро сам увидишь.
Мраморные монахи с выбритыми макушками встречают нас, стоя на колоннах по обе стороны дороги. Гриз оставляет машину между идеально подстриженным газоном и фонтаном, видимо, отключённым на зиму. Прилетевший дождь накрапывает всё активнее, так что пациенты ползут обратно под крышу со всех углов сада. Розоватые и зеленоватые фланелевые пижамы мелькают за кустами, камнями и фонарями.
— Здрасьте, — небрежно кидает Гриз, вваливаясь в предварительно распахнутую мною дверь. — Я из АИСИ, а это синьор Да Канал из министерства здравоохранения. — Я демонстрирую фальшивые документы. Гриз говорит: — Вас должны были предупредить.
Монашка за высокой стойкой смотрит на неё поверх очков, удерживая телефонную трубку возле уха. На подбородке у неё приспущенная марлевая маска.
— Да, конечно. Мы получили запрос, — соглашается монашка, прижимая микрофон к плечу. — Подождите одну минуту, пожалуйста, я свяжусь с врачом.
Получили запрос. Даже не представляю, какой агент мог его направить. На другом конце холла умиротворяюще рокочет телевизор.
Сильвио Ди Гримальдо, наш любимый дуче, скоропостижно скончался от маньчжурского гриппа, сообщает зрителям ведущая новостей. Камера берёт общий план: армейский «Ивеко» буксирует орудийный лафет с установленным на нём гробом. Гроб накрыт государственным флагом с фасциями. Перед грузовиком марширует центурия барабанщиков, по обе стороны от лафета — знаменосцы с флагами всех провинций Римской Республики.
— Вот вам и глобализация, синьор Да Канал, — ехидно произносит Гриз в образе Доры Мейер. Она показывает зубы, опираясь локтем о стойку. — Где-то в пердях Империи Цинь говночист схавал летучую мышь, а у нас тут дуче умер.
Смерть дуче — невосполнимая утрата, говорит ведущая. Её голос одновременно пафосно-торжественный и чуточку плаксивый — именно такой, какой и положено иметь хорошей актрисе, профессионально комментирующей похороны государственных деятелей.
Когда женщина из телика начинает рассказывать о великих достижениях покойного диктатора, перед телевизором возникает мужчина в пижаме пациента. Он хохочет, тыча пальцем в траурную процессию:
— Сдо-о-ох! — кричит пациент, пританцовывая перед экраном. — Сдох, с-с-сука, пусть черти жарят тебя в аду!
Один из рассевшихся перед экраном психов молча срывается с места, чтобы поколотить оппозиционера. Нелепая драка на вытоптанном ковре продолжается до тех пор, пока миротворческие силы в лице санитаров не утаскивают обоих — врага режима и патриота — прочь. Третий псих мирно таращится в телик, не обращая никакого внимания на вспыхнувшую потасовку. Блестящие ручейки слёз стекают по его щекам прямо на фетровые волосы прижатой к груди куклы.
Гриз посылает мне очередную задорную ухмылку, как бы говоря: «Смотри, гражданская война в отдельно взятой психушке». Монашка за стойкой, кажется, вообще не обратила внимание на драку. Надвинула маску и невозмутимо заполняет журнал, будто ничего особенного не происходило.
Персона врача возникает позади стойки регистрации через минуту или полторы. С его седой шевелюрой вокруг блестящей лысины он походит то ли на доброго старичка из медицинского ток-шоу субботним утром, то ли на теоретика марксизма. Из нагрудного кармана халата торчат авторучка и дужка очков.
— Господа! — Мы по привычке тянем друг другу руки для пожатия, но, вспомнив про маньчжурский грипп, отдёргиваем их на полпути. — Я доктор Манчини, очень приятно. Прошу за мной.
Канал RAR3 продолжает трансляцию с похорон дуче. Одинокий псих с куклой плачет.
— По правде говоря, я рад, что вы приехали так скоро, — признаётся доктор Манчини. Пищит электронный замок, и тяжёлая дверь со щелчком открывается. — С пациентами подобного ранга одни проблемы… Ну, вы понимаете, о чём я.
Гриз многозначительно кивает в ответ. Ботинки стучат по рифлёным металлическим ступеням.
Чем ниже мы спускаемся, тем холоднее и пахучее становится окружающая среда. На выложенном кафелем нижнем уровне палаты больше напоминают тюремные камеры. Пахнет хлоркой, мочой и ещё чем-то специфическим — вероятно, лекарствами.
— Я всерьёз опасаюсь, — говорит через плечо доктор Манчини, — что оппозиционеры могли узнать, где он находится. Не далее как позавчера ночью охрана пресекла попытку проникновения на территорию больницы — хорошо, что у нас имеется высокий забор с битым стеклом, датчики и камеры видеонаблюдения. Повторюсь: я рад, что вы забираете его.