Ты ещё здесь, Морриган? Мне срочно нужен хороший план.
— Пойду поговорю с ним, — я стараюсь сообщить это таким тоном, каким обычно объявляют о походе за пивом в ближайший супермаркет. Пусть Зак и Вивул думают, что у меня есть план. — Отомстите за нас, если что.
Вивул преграждает мне путь и хватает за руку. Его направленные сверху вниз красивые глаза полны неподдельного беспокойства.
— Гриз, так нельзя. Он ведь убьёт тебя.
Я не исключаю и такого развития событий. Вместо нормального ответа цитирую его же слова, безжалостно передразнивая:
— «Следующее тысячелетие всё равно не наступит, так что я по-любому умру. Месяцем раньше, месяцем позже — никакой принципиальной разницы, п-ф-ф-ф».
Примерно на середине цитаты кузен берёт меня под другой локоть:
— Попрыгунчик, Вивул прав. Тебе нельзя туда идти.
Они так трогательно заботятся обо мне, что аж тошно. Я трепыхаюсь в объятиях моих больших мальчиков, а снаружи скрежещет мерзкий голос Аттилы Орбана:
— СИНЬОРИНА ТИЛЬ, Я СЧИТАЮ ДО ТРЁХ.
И я кидаю, словно героиня пафосной мелодрамы:
— Если любите — отпустите. Я нагну его, вот увидите.
Мальчики несмело разжимают руки, скорбно приоткрыв рты в немом укоре. И все замирают. И я картинно толкаю дверь, опуская шапку на макушку. Это так сладостно и почётно — шагать на эшафот без конвоя. Вот она я: спокойная, как Тюрингский лес, уверенная, как падающее лезвие гильотины. Любите меня, восхищайтесь мной, поплачьте на моей могилке. Утренний мороз пощипывает щёки, а ни капельки не греющее солнце норовит заглянуть в ухо.
— Синьорина Тиль! — восклицает Аттила. Облачко пара отделяется от его широкой ботанской улыбки. — Так и знал, что это были вы... Левша, исчадие дьявола… Я знал. Капуста и коварство, — он приставляет дуло пистолета к ноздре, — Германия и Британия. Эти запахи вели меня по следу бесперебойно.
Нас разделяет метров тридцать или чуть больше. Я запрыгиваю на пень, сгоняя с него тучу снежной пыли. Дерзкая, как протагонист боевика категории «Б», кричу:
— Аттила, трусливый кусок говна. Так меня боишься, что привёл с собой мадьярскую армию? — Левая рука сжимает ребристую рукоять штык-ножа, а правая манит Аттилу Орбана ко мне. — Отпусти Акселя и шагай сюда. Подерёмся как мужики, один на один.
Аттила довольно хихикает. Сальные волосы всё так же служат занавесом для его глаз.
— Вы моя сладкая королева провокаций, — причмокивает он. — Ну уж нет, синьорина Тиль. Так легко вы не отделаетесь. Знаете, старик Конрад Хорниг очень просил привезти вас к нему в Мюнхен... Но у меня немножечко другие планы. Я хочу лично наказать вас за смерть Доры.
Фиксирую взгляд на двенадцать часов, точно над головой Аттилы. Тёмно-зелёный металл армейских грузовиков бликует на солнце. Порядка тридцати человек сосредоточились за оградками и техникой, на которой прибыли. Длинная пушка стоящего бортом к ферме «Леопарда» нацелена на дом. Они все ждут.
Аттила продолжает:
— Хочу сыграть с вами в одну игру. Ваши с братиком ноги против наших... Хочешь поиграть с сестрёнкой? — дружелюбно осведомляется он, наклонившись к Акселю. — Могу поспорить, вы очень скучали друг без друга.
Незаметно посматриваю на три часа. Там, на поросшем еловым лесом склоне, заняли позицию около пятнадцати солдат. Даг верно оценил их силы.
Аттила Орбан широким жестом указывает на восток.
— Все эти просторы — ваши, синьорина Тиль. Тут так красиво, почти как в Трансильвании… Забирайте братишку и бегите, — говорит он, поворачивая наручные часы циферблатом к себе. — Думаю, пятнадцати минут форы будет достаточно. Окажетесь достаточно быстрой — спасёте себя и его. Будете медлить — и ваша голова украсит стену в доме моей дорогой матушки... Честная сделка, не так ли?
Я поворачиваю голову на девять часов — слева и сзади врагов не видно, только восходящее солнце подсвечивает холмы. Он хочет заставить меня спасаться, бросив всех остальных. Вот мрaзь.
— А как же мои друзья?
Аттила выпускает вверх струйку пара:
— Это эксклюзивное предложение специально для вас. Так что же?
...А ещё на восточном небосклоне откуда ни возьмись материализовались две точки. Они совсем маленькие, но если это то, о чём я думаю, то самое время принимать вызов. Сердце резко ускоряет ход. Только бы шведская биатлонистка пришла к аналогичным выводам. Только бы она приняла верное решение. Если Пернилла сообразит — расцелую.
— Так и быть, хуйло трусливое,— отзываюсь, — я согласна. Хочу опозорить тебя и всех твоих гуннов.