Я не вижу глаз Аттилы, но нутром чую, что они азартно вспыхнули.
— Обожаю вас, синьорина Тиль. Пусть все ваши дружки выйдут и сложат оружие, и мы приступим.
Неясный гул переходит в свистящий рёв. Точки двигаются почти как на параде в честь Дня республики в Лондиниуме, только предельно близко к земле и шлейфов жёлто-синего дыма за собой не оставляют. Алёнушка сказала бы точно, «Виггены» это или «Грипены», но мне плевать. Люди у грузовиков что-то кричат, и я понимаю их без переводчика.
Воздух! Воздух! ВОЗДУХ!
В тот же миг со стороны дома хлопает первый выстрел. «Бах!» — и правое плечо Аттилы Орбана взрывается фонтаном крови и осколками кости.
Солдаты пятнадцатого легиона срываются и несутся прочь, немногие стреляют в воздух в безнадёжной попытке сбить реактивный истребитель из винтовки.
Я ору во всю глотку:
— Аксель, ко мне!
Аксель напуган, но он знает, что безопасно там, где семья. Он вырывается из ослабевшей хватки Аттилы и бежит мне навстречу. Аттила Орбан хрипло ревёт, перехватывая пистолет здоровой рукой. Первая пуля проходит где-то между мной и Акселем, вторая с хрустом вонзается в пень. Если вы правша с доминирующим правым глазом, то сносно стрелять с левой у вас получится вряд ли.
Третьего выстрела не происходит. «Бах!» — и Аттила сам опрокидывается на спину. Я замечаю это периферическим зрением, пока сгребаю Акселя в охапку. Мы оба падаем в снег, и я придавливаю его всем весом, зажимая уши ладонями одновременно с первыми разрывами.
«БАБАХ, БАБАХ!» — кассетные бомбы лопаются с громовыми хлопками, засыпая южные подступы к ферме тысячами поражающих элементов. Вслед за ними взрываются топливные баки автомобилей и боеприпасы в танке. Трясётся земля, и плавится снег, осколки обстукивают брошенный микроавтобус. В такие моменты ударная волна проходит через кишки, запускает щупальца в волосы, уши и глотку. Все эти события — побег Акселя, воздушный налёт и стрельба Аттилы — укладываются в считаные секунды и сливаются в одну шоковую вспышку, как будто в тесной комнате выкрутили на полную мощь колонки.
— ЛЕЖИ! — Я кричу, даже не надеясь быть услышанной. — Не бойся, так надо.
Самолёты с пятью коронами на крыльях проносятся над землёй с безумной скоростью: только что они были практически у нас над головами, а теперь слышен лишь удаляющийся рёв реактивных двигателей.
Судя по злой скороговорке стрельбы с нескольких направлений, уцелевшие во время бомбардировки мадьяры попали под перекрёстный огонь и отходят, оставляя на земле убитых и раненых. Мы можем следить за боем на склоне, не поднимаясь из снежного укрытия. Кто-то атаковал врагов с тыла. Возможно, даже те самые люди, которые вызвали самолёты.
Задаю Акселю поразительно глупый вопрос:
— Всё в порядке?
— Гриззи, — всхлипывает он в ответ. — Ты жива! Боги услышали мои молитвы!
Не уверена, что это были боги… Скорее, королевские военно-воздушные силы Скандинавии. Но при виде радости родного маленького человечка у меня самой наворачивается скупая ассасинская слеза.
Аксель помнит меня. С ума сойти. И лезет сопливить прямо как в те времена, когда я просила у мамы подержать младшего брата на руках, а он по-младенчески смешно курлыкал и пытался ухватить меня за волосы крошечными пальчиками.
Через минуту или около того стрельба стихает, и над нами нависают разгрузка с бесчисленными карманами, надетая поверх маскировочного халата, и обтянутый такой же белой тканью шлем.
— Прости, дитя. — Рука в перчатке из нейлона и синтетической кожи тянется со стороны восходящего солнца. — Я опоздал тогда, в Портесмуде. Но сегодня подоспел вовремя.
Он почти не изменился за эти семь лет и два месяца: только исландская борода оттенка холодный блонд вроде бы стала длиннее. Звон в ушах никак не стихает, и я говорю, наигранно морщась:
— О, я тебя помню. Ты коммандер-капитан Снорри Гудрунарсон. Мы должны были спасти мир вместе, но как-то не сложилось.
Снорри легонько посмеивается, снимая шлем. Увеличившиеся залысины ещё больше открыли поблёскивающий на солнце лоб. Всё-таки постарел немного.
— Ты всё ещё дуешься, — говорит Снорри. И поправляет: — Уже просто коммандер.
Добрая половина площади фермы засыпана частями тел. На месте, где только что стояла военная техника, дымится груда изувеченных обломков: уничтоженные машины похожи на распустившиеся в аду железные цветы. Оторванная танковая башня валяется вверх тормашками шагах в пятнадцати от корпуса. Идеальный лесной воздух пропитался кислятиной взрывчатки, тяжёлыми запахами оплавленного металла, горелой резины и выпотрошенных человеческих внутренностей. Поймав взглядом Дага, я жестами прошу его отвести Акселя к Заку.