Звуки внешнего мира сюда не доходят, зато в спрятанных где-то колонках негромко играет музыка. Какая-то старая опера.
— «Лоэнгрин», — говорит губернатор Хорниг. — Баварское вино, выдержанное под Вагнера — вот секрет напитка богов.
Металлические ободки тускло блестят, когда я конвоирую Гриз за креслом старикашки.
— Урожай девяносто второго. — Конрад Хорниг любовно проводит рукой по батареям зеленоватых бутылок. — Славный год, кхе-кхе. Год нашей с Ди Гримальдо победы. Единственный нормальный итальяшка. Впрочем, если судить по фамилии, его дальним предком был германец Гримвальд. Остальные болваны — макаронники и галлы — говорят, будто в баварском климате нормальные сорта винограда не произрастают. — Рассерженно жуёт губы. — Моча — вот что такое итальянские и аквитанские винишки в сравнении с моим рислингом! Канадцы украли наш рецепт айсвайна и сидят, радуются! Все они на самом деле завидуют баварскому виноделию, хе.
Если Гриз не прикончит его в ближайшие пять минут, у меня уши завянут. Достигнув кожаного диванчика, губернатор с кряхтением переваливается туда из инвалидного кресла.
— Слышал, твои бриташки ввели персональные санкции против меня, — смеётся он, выдувая очередную соплю. — Запретили ввозить моё вино на грёбаные острова… Ничего-ничего. Конрад Хорниг пережил трёх императоров, диктатора, двадцать с лишним правительств, военный переворот и сексуальную революцию... Переживёт как-нибудь и санкции, кхе-кхе-кхе.
Кажется, у Гриз иссяк запас фальшивых слёз. Оба — напарница и старикашка Хорниг — замерли друг перед другом, словно ковбои на Диком Западе.
— Ну, чего ты молчишь? — спрашивает губернатор. — От страха язык проглотила? Кхе-кхе.
Выцветшие водянистые глазки Хорнига внимательно разглядывают её тело из-под обвислых век. Музыка замедляется, выжидая.
— Может, постонать захотела? — Он воинственно шамкает. — Твоей мамаше понравился мой большой поршень. Можешь не сомневаться: работает он как гельветские часы, кхе-кхе.
Конрад Хорниг издаёт смехоподобные звуки, брызгаясь капельками слюны. Трясущимися руками он расстёгивает брючный ремень, а затем и пуговицы на ширинке.
— Эрвин, Аттила, — говорит. — Снимите-ка с девицы штанишки, подсобите старику. Проверим, насколько тугая у неё щёлка, кхе-кхе-кхе.
Эрвин успевает сделать лишь шаг перед тем, как я хватаю его за подбородок и проворачиваю голову. Всё, поиграли и хватит. Больше никто не притронется к Гриз Тиль, пока я рядом.
— А? Что?
Ошалелый взгляд губернатора мечется между мной, сползшим мне под ноги телохранителем и Гриз, которая зловеще шагает ему навстречу.
— Аттила, что… что это... — испуганно мямлит он.
— Понимаете, синьор, тут такое дело. — Снимаю с шеи ожерелье и встряхиваю волосами, словно в рекламе шампуня. — Я не совсем Аттила Орбан.
Губернатор Хорниг смотрит на меня так, будто всех чертей ада увидал.
— Дзанетто Бертолусси… Какого хрена… Ты ведь сдох давно.
Пора смириться с тем, что все старпёры Европы считают меня Дзанетто Бертолусси.
Гриз молча усаживается на Конрада Хорнига, и её звонкий смех заглушает голоса скрипок. Она хохочет весело и страшно, как будто нутром, вглядываясь в глаза старикашки и обнажив зубы в фирменной голливудской улыбке. Хихикает прямо в его дрожащий подбородок. Самый жуткий женский смех из всех, что мне когда-либо доводилось слышать.
Я достаю из заднего кармана джинсов связку ключей и неторопливо расковываю Гриз. Голосом разморенного жарой шерифа говорю:
— Синьор Конрад Хорниг. Вы передаётесь правосудию в лице Карлы Гризельды Тиль.
— НА ПОМО... — пытается заорать губернатор, но Гриз молниеносно затыкает его рот сопливым платком. Только что её брови изгибались в смехе, а спустя долю секунды лицо Гриз выражает лишь презрение и омерзение. Обожаю её мимику.
С аккуратным напором я заламываю за спину тощие старческие руки. Зачитываю права:
— Вы не имеете права на адвоката.
Надеваю браслет на покрытое бородавками костлявое запястье. Опущенная дужка затягивается с мелодичным стрекотанием, и я говорю:
— Вы не имеете права на телефонный звонок.
Повторяю то же действие с другой рукой. Говорю:
— Вы имеете право хранить молчание... Но вряд ли у вас получится.
Гриз заправляет волосы за уши. В её руке откуда ни возьмись появляется штык-нож от винтовки BM 59.
Ой-ой-ой. На такое лучше не смотреть.
— Постою на шухере, — говорю.
Сотни бочек молчат на полу, и тысячи бутылок безмолвствуют в стеллажных гнёздах, а затем такой звук — човк!
И дьявольский смех Гриз. И Конрад Хорниг, остервенело мычащий в сопливую тряпку. Взрываются трубы и литавры.