— До сих пор сидите в Альпийском гнезде?
— Не, — отвечает Алёнушка. — Коммандер О'Фии назначила Пикси старшей по Вечному городу, и мы с ней перебрались под Милан в ожидании нового броска на Рим. Ждём подкреплений из Британии и жарко трахаемся на почве общей любви к Ма-шесть и нелюбви к тебе.
— Оу, — говорю.
Алёнушка задорно смеётся сквозь зубы.
— Приехали, конечная, — объявляет она. — Развлекайтесь, герр Хорниг.
Алёнушка вкатывает меня в кабинет Конрада Хорнига, где весь интерьер — тонны гондурасского махагони: стулья с высокими резными спинками, книжные комоды и Т-образный стол для совещаний. Всё из красного дерева. На потолке — гигантская люстра из чёрного хрусталя, подарок губернатора Богемии. На стене слева — голова оленя, старинная карта Баварии и коллекция холодного оружия. А ещё — много-много фотографий в рамочках.
Конрад Хорниг играет в гольф с Сильвио Ди Гримальдо. Обменивается рукопожатием с маршалом Гуццони. С цветочным ожерельем на шее пожимает руку важной шишке из какого-то Бананостана. Держит грамоту, стоя на фоне винных бочек. Конрад Хорниг в шапочке почётного доктора Мюнхенского университета. Конрад Хорниг в Сенате. Конрад Хорниг вручает золотые медали футболистам «Баварии». Конрад Хорниг среди родственничков, двое из которых уже мертвы, причём одного убила я. Что характерно, ни на одном из снимков Конрад Хорниг не предстаёт молодым; я и раньше подозревала, что эта мразь была старой всегда.
Завидев нас, Хорниги возвращаются на места. Вежливо здороваются со мной. Участливо справляются о здоровье любимого папочки и дедули.
Ближе всех ко мне располагается ухоженная фашистская бородка Вельфа Хорнига, шефа баварской полиции. Напротив него — лысая собака Герлах Хорниг, префект Мюнхена и старший сын покойного. Проклятое семейство опутало липкой паутиной половину Германии. Фирма Дирка Хорнига производит заборы и дорожные знаки. Оскар Хорниг выращивает туи в своём питомнике. Феликс Хорниг открыл сеть велопроката.
Большинство Хорнигов носят очки. Старшие, за исключением Герлаха, вполне волосаты, зато тридцатилетние Дирк и Оскар вовсю лысеют. Забавно.
Когда в западногерманском городе резко возрастает популяция подозрительных растений, ограждений и предупреждений, становится ясно: кто-то из Хорнигов открыл поблизости заводик по производству этого дерьма. Все эти коррумпированные ребята собрались здесь.
Качок Рудольф Хорниг назначен президентом футбольного клуба «Бавария». Толстый пропагандист Вольфганг Хорниг руководит телеканалом «Германия Сегодня».
Случись с вами в Германии какая-нибудь неприятная история вроде дубинок полиции, или китайского туриста на неисправном велике, или девятичасовых новостей, не стоит сомневаться: во всём и всегда виновны Хорниги.
Снег бесшумно падает за раздвижными стеклянными дверьми. Алёнушка паркует кресло во главе стола, и я, поправив праздничный колпак на макушке, говорю присутствующим:
— Кхе-кхе!
Бухчу, разворачиваясь к Алёнушке:
— Чего встала, вертихвостка? Свистуй отсюдова! Не хватало мне ещё обсуждать политику с глупыми бабами.
И Алёнушка скрывается, кивнув чуть более шутливо, чем следовало бы.
— Но дедушка, — тактично замечает Оскар. — Дуче Франческа Ди Гримальдо тоже женщ...
— Франческа-хуеска! — Я хлопаю по столу с такой силой, что вино едва не выплёскивается из бокалов и бутылки подпрыгивают на месте. — Как стала баба диктатором, так сразу и началось: кризис, протесты, война. При Сильвио такой хуйни не было! У Сильвио была крепкая рука, кхе-кхе.
Герлах спешит поддакивающе покивать.
— Выпьем за упокой души великого макаронника! — Фальшиво подрагивающей рукой я поднимаю бокал и жестом обвожу всех.
Не уверена, от чего меня больше тошнит: от Хорниговского рислинга или произнесённого тоста. Говорю:
— Я и Сильвио всегда были большими друзьями. Ничто не сближает людей лучше совместно совершённого преступления, кхе-кхе.
Где-то в глубине парка хлопает выстрел. Затем второй и сразу третий. Вельф и Рудольф одновременно подскакивают, прислушиваясь.
— Чего скачете, как берхтесгаденские олени по весне? — Я раздражённо замахиваюсь на них пустым бокалом. — Сели на место! Это я приказал охране убить ворон, кхе-кхе. Чёртовы птицы всю ночь не давали старику уснуть.
Герлах непроизвольно вздрагивает при звуках стрельбы, забавно моргая. Хорниги за дальним концом стола недоумённо переглядываются. «Совсем рехнулся старикашка», — вот о чём они сейчас думают, но, разумеется, не говорят вслух.