— Ты хочешь на ручки, малыш? Давай, иди на ручки. — Гриз поднимает щенка с земли.
Вместо ответа маршал протягивает моей напарнице свёрнутый лист, предварительно извлечённый из нагрудного кармана.
— Что это? — Она нехотя принимает бумагу.
— Военное кладбище под Монтеротондо, — поясняет маршал Гуццони. — Это к северо-востоку от Рима. Крестиком отмечена могила Роланда Тиля и Дзанетто Бертолусси. Безымянная, но найти её не составит труда. Это я приказал похоронить их там. Той осенью судьба разбросала нас по разным углам ринга, и тем не менее ваши отцы были настоящими мужчинами и достойными людьми. Они заслуживали определённых почестей после смерти.
«Ваши отцы». Этот даже спрашивать не стал.
Гриз переводит взгляд с собеседника на карту и обратно.
— Вы ждёте, что сейчас я расплачусь и прощу все ваши грехи?
Маршал Гуццони продолжает бесстрастно любоваться пейзажами. Руки его по-прежнему сложены на ружье.
— Я не нуждаюсь в людском прощении, синьорина Тиль. Всевышний рассудит.
— Спасибо. Это очень важно для нас, — вежливо произносит Райк, укоризненно посмотрев на сестру.
— Тогда к чему весь этот театр дружелюбия? — Пальцы Гриз чешут белую грудку щенка.
— Рим, — бросает маршал Гуццони. — Как вы могли слышать, госпожа Ди Гримальдо объявила чрезвычайное положение. И не только из-за маньчжурского гриппа, разумеется. Ночью она приказала мне быть готовым ввести войска в Рим. Я долго ждал войны с Британией и готов лично возглавить наши легионы в Германии, а вместо этого мне предлагают в третий раз биться с левачьём на улицах Рима.
Макс Карони фыркает в небо.
— Третий раз? Слушайте, я тут вспомнил кое-что. Один офицер по фамилии Гуццони точно руководил избиением моих родителей во время осады здания министерства обороны летом шестьдесят четвёртого. Они были волосатыми хиппи под флагом Абиссинии, я — детсадовцем, а вы — то ли опционом, то ли вторым центурионом.
Райк смеётся, а маршал Гуццони невозмутимо продолжает:
— Лет восемь-девять тому назад, когда мы только обсуждали перспективы военного переворота, в одной из бесед я сказал Ди Гримальдо: «Сильвио, я неплохо знаю уставы и совершенно уверен в том, что они давно не разрешают римской армии воевать против сената и народа Рима». А он ответил: «Массимо, мы выступим не против народа Рима, а за народ и ради него». На следующий день после путча внучка назвала меня «тираном и убийцей»… Тогда я всерьёз подумал: «Что-то пошло не так».
— И что вы намерены предпринять? — интересуется Макс Карони. — У нас есть жёсткая дочь мёртвого диктатора, которая считает себя продолжательницей дела дуче, и два Комнина. Первый позиционирует себя правым либералом и в целом клёвым парнем, а второй — шведско-греческий хипстер.
Впятером мы отслеживаем полёт беркута, расправившего крылья на фоне лесистых склонов, покрытых свежими мазками снега. И маршал Гуццони говорит после паузы:
— Во времена службы военным атташе в Токио я слышал такую поговорку: «В Японии существует два типа дураков. Те, кто никогда не поднимался на Фудзи, и те, кто хочет сделать это снова». Я уже участвовал в одном перевороте, синьор Карони, и дураком становиться не хочу. Впервые в жизни я категорически не желаю исполнять чьи бы то ни было приказы. А значит, как честному офицеру, мне остаётся лишь один вариант на выбор.
Он плавно и решительно вскидывает ружьё к подбородку. Вжимает спусковой крючок. Гром выстрела эхом отражается от камней, в то время как содержимое черепа маршала Гуццони вылетает вверх и назад фонтаном фарша, легонько цепляя губернатора Гельвеции и мою напарницу.
Потревоженная тишина возвращается в наш красивый мирок. Божьи коровки кабинок канатной дороги ползут над долиной. Кричит альпийская галка. Щенок жалобно скулит, прячась на груди Гриз.
— Неотёсанный солдафон, — беззлобно крякает Гриз, потирая ближайшее к самоубийце ухо. — В приличном обществе о таких вещах принято предупреждать заблаговременно... Невоспитанный дядька напугал тебя, да? — Она опускает подбородок, обращаясь к щенку.
Макс Карони достаёт платок, чтобы стереть кровь и мозги покойного министра обороны с побледневшей щеки.
— Ди Гримальдо, — дрожащим голосом он озвучивает версию, которой суждено стать официальной. — Ди Гримальдо убила маршала Гуццони за то, что он отказался стрелять в народ Рима.
Донесение XXX
от: Вивул Заммит
кому: дорогой дневник
локация: Цуг, Гельвеция
дата: десять дней до операции «Миллениум»